Маленький человек (История одного ребенка)

При ужасном слове «выгнали» все мое самообладание покинуло меня. Я молча поклонился и быстро вышел из кабинета. Слезы душили меня, и я стремглав бросился в мансарду, заглушая платком рыдания…

Роже ждал меня там. Он казался очень встревоженным и большими шагами расхаживал по комнате.

Увидев меня, он подбежал ко мне.

— Господин Даниель, — сказал он, пристально вглядываясь в мое лицо.

Я упал в кресло: я не мог говорить.

— Слезы! — начал он грубым тоном. — Они ничего мне не объясняют… Говорите скорей, что произошло?

Я рассказал со всеми подробностями сцену в кабинете.

По мере того, как я говорил, лицо Роже прояснялось, и в конце, когда он узнал, что я согласился быть выгнанным, чтобы не выдать его, он протянул мне обе руки, восклицая:

— Даниель, вы благородная душа!

В эту минуту донесся шум экипажа: то уезжал супрефект.

— Вы благородная душа, — повторил мой друг, пожимая мне руки. — Но вы должны понять, что я не позволю никому жертвовать собою ради меня…

Говоря это, он направился к двери.

— Не плачьте, господин Эйсет, я сейчас же пойду к директору и клянусь вам, что не вы будете выгнаны иэ коллежа.

Он сделал еще несколько шагов к двери, но, точно забыв что-то, вернулся ко мне.

— Но прежде, чем я уйду, выслушайте меня… Роже не одинок на свете: у него есть мать, несчастная мать в глуши… Да, мать! Бедная страдалица!.. Дайте мне слово, что вы напишете ей, когда все будет кончено.

Это было сказано таким тоном, что я почувствовал страх.

— Что вы хотите сделать? — воскликнул я.

Роже не отвечал. Он только расстегнул сюртук, и я увидел в его кармане блестящее дуло пистолета.

Я бросился к нему в испуге.

— Вы хотите лишить себя жизни, несчастный?

Он ответил совершенно спокойно:

— Друг мой, когда я был на службе, я дал себе слово, что если когда-либо буду разжалован, то не переживу позора. Через пять минут я буду выгнан из коллежа, то-есть опозорен, а через час — прощайте! Все будет кончено для меня.

Услышав это, я решительно заградил ему путь к двери.

— Нет, Роже, нет! Вы не выйдете отсюда… Я согласен лучше потерять место, чем быть причиной вашей смерти.

— Позвольте мне исполнить свой долг, — сказал он мрачно и, несмотря на мое сопротивление, отворил дверь.

Тогда мне пришло в голову заговорить о его матери, о бедной матери, которая жила где-то в глуши. Я стал доказывать ему, что он должен жить ради нее, что мне легко будет найти себе другое место, что, во всяком случае, у нас еще неделя впереди… Это последнее соображение подействовало на него. Он согласился отложить на несколько часов свое свидание с директором, и связанные с этим последствия отодвигались, во всяком случае, на некоторое время.

Вдруг зазвучал колокол. Мы обнялись, и я спустился в класс.

Такова человеческая натура! Я пришел в свою мансарду с отчаянием в душе, а вышел из нее сияющий… Маленький Человек так гордился тем, что спас жизнь своему доброму другу, учителю фехтования!

Но, признаюсь, когда прошел первый порыв восторга, я стал обдумывать, сидя на кафедре, свое собственное положение. Я, конечно, очень радовался тому, что Роже соглашается не лишать себя жизни, но сам-то я… Что будет со мною после того, как я выйду за ворота коллежа?

Положение далеко незаманчивое! Я уже видел мать в слезах, отца в сильном гневе, восстановление очага отодвигалось в бесконечность… К счастью, я стал думать о Жаке. Как хорошо, что письмо его пришло именно сегодня утром! И о чем тут, собственно, сокрушаться? Ведь Жак пишет мне, что кровать его достаточно широка для нас обоих. К тому же, в Париже всегда можно найти какие-нибудь занятия…

Но тут другая мысль остановила меня: чтобы собраться, нужны деньги — на проезд, на уплату долгов: привратнику — 58 франков, 10 франков — одному из старших воспитанников, у которого я занял их; затем, довольно большой счет в кафе Барбет. Как раздобыть эти деньги?

— Вздор! — утешил я себя. — Стоит ли думать о таких пустяках! А Роже? Роже богат, он дает уроки в городе и будет очень рад одолжить несколько сот франков мне, спасшему ему жизнь.

Обдумав, таким образом, все, я забыл о всех ужасах этого дня и стал думать о своей поездке в Париж. Я был так радостно настроен, что не мог усидеть спокойно на месте, и Вио, который в этот день явился в мой класс, чтобы насладиться моим отчаянием, испытал сильное разочарование, взглянув на мое веселое лицо. За обедом я ел с большим аппетитом, на дворе простил несколько шалостей. Наконец, колокол известил об окончании занятий.

Важнее всего было — повидаться с Роже. Одним прыжком я очутился в его комнате, но она была пуста. «Вероятно, — подумал. я, — он отправился в кафе Барбет», и это не удивило меня в виду таких особенных обстоятельств.

В кафе Барбет не было никого. «Роже, — сказали мне, — отправился с офицерами на поляну». На кой чорт нужна была ему поляна в такую погоду? Я начинал тревожиться и, в конце концов, отклонив партию биллиарда, которую мне предлагали, засучил панталоны и бросился по направлению к поляне отыскивать моего доброго друга — учителя фехтования.

XII. ЖЕЛЕЗНОЕ КОЛЬЦО