Маленький человек (История одного ребенка)

Поймете ли вы, как тяжело мне было показываться с этой ватагой на улицах Сарланда, в особенности по воскресеньям?…..Колокола трезвонили, улицы были полны народа. Навстречу шли то пансионы девиц, отправлявшиеся к обедне, то модистки в розовых шляпках, то франты в светлосерых брюках. Надо было проходить мимо всех в поношенном сюртуке, с этой смешной толпой детей. Какое уважение!..

Среди этих растрепанных мальчуганов, которых я водил по городу два раза в неделю, один полупансионер в особенности приводил меня в отчаяние своим безобразием и неряшливостью.

Представьте себе маленького урода, такого маленького, что он не мот не вызывать смеха, и при этом неграциозного, грязного, нечесанного, плохо одетого, пропитанного запахом луж и в довершение всего — хромого.

Никогда еще подобный ученик, если вообще позволительно назвать такое существо учеником, не состоял в списке учеников коллежа. Его присутствие было позором для заведения.

Что касается до меня, то я возненавидел его, и, когда я замечал его во время прогулок подпрыгивающим в хвосте колонны, с грацией молодого утенка, мне ужасно хотелось прогнать его, чтобы спасти честь моего отделения.

Банбан — это прозвище он получил за особенную походку — Банбан не принадлежал к аристократической семье. Это сказывалось в его манерах, в речи, и в особенности в круге знакомства.

Все уличные мальчишки Сарланда были его друзьями.

Благодаря этому за нами во время прогулок всегда бежала вслед толпа уличных мальчишек, кувыркалась в пыли, окликала Банбана по имени, указывала на него пальцами, бросала в него шелуху от каштанов и проделывала множество фокусов. Моих детей это очень забавляло, но мне было не до смеха. Каждую неделю я подавал директору обстоятельный доклад относительно ученика Банбана и многочисленных беспорядков, вызываемых его пребыванием в коллеже.

К сожалению, все мои доклады оставались без ответа, и я должен был каждое, воскресенье показываться на улицах города в сопровождении Банбана, который становился все грязнее и все уродливее.

В одно из воскресений, в яркий солнечный день, Банбан явился перед прогулкой в таком невозможном виде, что мы все ужаснулись. Черные руки, башмаки без завязок, с ног до головы в грязи, почти без штанов… чудовище!

Забавнее всего было то, что его, по видимому, особенно заботливо принарядили в этот день, посылая в школу. Голова его, гладко причесанная, блестела от помады, бант галстука носил печать материнских рук… Но по дороге к коллежу было так много луж!..

Банбан побывал в каждой из них.

Когда он занял свое место в ряду других, улыбающийся и беспечный, я не мог скрыть своего негодования.

Я крикнул ему: «Убирайся вон!»

Банбан, думая, что я шучу, продолжал улыбаться.

Я повторил: «Убирайся вон, убирайся вон!»

Он посмотрел на меня с печальным и покорным выражением, с мольбой в глазах. Но я оставался неумолим, и отряд мой двинулся вперед, оставив его одного, неподвижного среди улицы.

Я надеялся, что избавился от него на целый день, когда, по выходе из города, взрывы смеха и перешептыванья заставили меня обернуться.

В четырех или пяти шагах от нас Банбан с серьезным выражением лица следовал за нами.

— Ускорьте шаг, — сказал я двум ученикам, шедшим впереди.

Они поняли, что речь шла о том, чтобы сыграть штуку с хромым, и полетели вперед с невероятной быстротой.

Иногда дети оборачивались, чтобы посмотреть, следует ли за ними Банбан, и весело смеялись, видя его далеко за нами, в виде маленькой фигурки, шагающей по пыльной дороге мимо торговцев пирожками и лимонадом.

Он пришел на поляну почти одновременно с нами, но он был страшно бледен от усталости и едва двигал ногами.

Вид его глубоко тронул меня и, стыдясь своей жестокости, я подозвал его к себе.

На нем была полинялая блуэа с красными клетками, блуза Маленького Человека в лионском коллеже.

Я тотчас узнал ее, эту блузу, и сказал себе: «Несчастный, не стыдно ли тебе? Ведь это ты себя, Маленького Человека, истязаешь!» И с этой минуты я проникся глубокою любовью к бедному, обездоленному существу.

Банбан сел на землю, так как у него сильно болели ноги… Я сел рядом и заговорил с ним… Я купил ему апельсин… Я готов был обмыть ему ноги.

С этого дня Банбан сделался моим другом. Я узнал много трогательного о нем…

Он был сын кузнеца, который отказывал себе во всем, бедняга, чтобы поместить своего мальчика полупансионером в коллеж, наслышавшись о благодеяниях просвещения. Но, увы! Банбан не создан был для коллежа, и он не дал ему ничего.

В день его поступления в коллеж ему дали пропись с палочками и сказали: «выводи палочки». И Банбан уже около года выводил палочки, боже милосердый!.. кривые, грязные, хромающие — палочки, достойные Банбана!

Никто не занимался им; он не принадлежал, собственно, ни к какому классу. Он просто входил в тот класс, который находил открытым. Да, странный ученик был этот Банбан!