Маленький человек

Его замысел был прост: скупив акции, отнять у Трубки фабрику, превратив место ссылки в свою собственность, и, разрубив узел, расстаться с Трубкой навсегда. Он нашёл инвестора, который, пролистав бумаги, причмокнул от удовольствия, и мужчины ударили по рукам. Каримов сам обзванивал акционеров, начиная разговор с ничего не значащих фраз, и собеседник чувствовал, как вкрадчивый голос Каримова, словно зонд, лезет в его горло, осматривая изнутри. Удостоверившись, что человек согласится на его условия и раньше времени не раскроет афёру перед остальными, Каримов назначал цену.

«Никто никому не нужен», — потирал он руки, заключив очередной договор.

Один из приятелей отца слыл счастливым семьянином, он проводил выходные с женой и детьми, а раз в неделю навещал молодую любовницу, обвивавшую его, словно плющ. Он был не дурак выпить, любил шумные застолья, на которых собирались друзья и друзья друзей, так что виски ломило от шумного смеха. Однажды, проезжая мимо кладбища, где кресты клонились друг другу, словно приятели, он представил, как на его похоронах соберутся близкие, вдова будет рыдать, обнимая детей, а любовница, пряча лицо под широкополой чёрной шляпой, воровато подкрадётся к гробу и поцелует в холодные губы. Почувствовав, как на глазах выступили слёзы, мужчина смутился, отвернувшись, чтобы не заметил шофёр, и тут ему пришла мысль разыграть свою смерть, чтобы исполнить детскую мечту — увидеть, как оплакивают его родные. Домой в этот день он не вернулся, спрятавшись в загородной гостинице, а подручные привезли его жене вместе с соболезнованиями обгоревшие обломки машины.

На взятом в аренду авто, нацепив тёмные очки, скрывавшие пол-лица, он колесил от офиса к дому, от ресторана, где готовились поминки, к моргу, наблюдая за родными. Жена целый день ходила по магазинам, выбирая вдовий наряд, и, разглядывая себя в зеркале, находила, что чёрный цвет ей к лицу. Дети, не изменяя привычкам, встречались с друзьями, и вечерами их отец, которого они считали умершим, глядел в окно кафе, как они, мешая мартини с виски, обсуждают футбольный матч. На похоронах было скучно, словно на спектакле, который смотришь в десятый раз, зная наизусть каждую реплику. Поглядывая на часы, друзья и подельники говорили короткие речи, уныло глядя на закрытый гроб, жена не плакала, дети, переминаясь с ноги на ногу, теребили пышные букеты, а любовница не пришла. Когда гроб опустили в могилу, собравшиеся с облегчением вздохнули, так что у мужчины, прятавшегося за деревьями, обожгло в груди. И когда после поминок жена вернулась домой, разгорячённая от вина, то нашла мужа, которого днём похоронила, повесившимся в ванной.

«Никто никому не нужен», — повторил Каримов, вспомнив похороны удавившегося шутника, которые были скучнее первых.

Зазвонил телефон.

— Слышал, в заполярном Чикаго трупы остывать не успевают.

Каримов скривился, подумав, что даже скрежет зубовный приятнее этого голоса. Он представлял, как Трубка прижимает к дырявому горлу электронный аппарат и беззвучно шевелит губами, сжимая в зубах неприкуренную трубку, а во рту, как рыба, бьётся бесполезный язык.

— Ты с этим связан? — помолчав, продолжил Трубка. — Успел замазаться?

— Местные дела, я не вмешиваюсь. Сначала какой-то сумасшедший пристрелил местного авторитета, а потом начались разборки, — так что тут жарко.

Оба говорили ничего не значащие фразы, под которыми, как под старой змеиной кожей, проступал иной смысл.

«Господь лепил человека из глины, а я вылепил тебя из дерьма, дал имя, деньги, власть! — слышал Каримов в повисшей паузе. — А ты грызёшь руку, с которой ел!»

«Силой можно взять всё, кроме любви», — оправдывался Каримов, потирая щетинистый, двоившийся ямочкой подбородок.

— Люблю разборки — ментам работы меньше. — оборвал молчание Трубка. — Но я не по этому поводу. Нас с тобой хотят поссорить.

— Разве нас можно поссорить? — перебил Каримов.

Трубка сделал вид, что не услышал: — Шепчут в оба уха, что ты готовишь бунт, хочешь присвоить фабрику.

— Что за чушь? Каким образом? Фабрика — не кошелёк, в подворотне из рук не вырвешь.

Но ответом были короткие гудки.

Старик никогда не здоровался и уходил по-английски, он бросал телефонную трубку, обрывая разговор на полуслове, вставал из-за стола, не прощаясь с гостями, и никогда не засыпал с женщиной, надевая брюки, когда она ещё только откидывалась на подушки. Каримов не раз пытался опередить Трубку, первым нажав на рычаг или, отодвинув стул, покинуть обед, не дождавшись десерта, но старик всегда опережал его на долю секунды, и только Каримов собирался уходить, уже видел его сгорбленную спину. Однажды он задумал уйти сразу, как только Трубка появится, и, отстукивая на подлокотнике похоронный марш, ждал его в ресторане, где они обычно обедали. Он выбрал столик у окна и не успел выпить чашку кофе, как услышал стук в стекло. Погрозив ему пальцем, как нашкодившему ребёнку, Трубка, посмеиваясь, прошёл мимо.

Каримов смотрел на телефон и думал, что пора избавляться от назойливого опекуна.