Маленький человек

В ушах шумело, а перед глазами всё плыло, и Лютый шёл, не разбирая дороги. Он держался за стену, чтобы не упасть, и, не заметив дверь, ввалился в кабинет.

В сигаретном дыму едва различим был стол, вокруг которого сидели опера, оживлённо спорившие за бутылкой вина.

— Здрасьте, девочки! — развёл руками долговязый парень, увидев Лютого. — Иди отсюда, голубчик, иди! — добродушно выставил он его, закрыв за ним дверь под дружный хохот.

Дежурный, который когда-то прогнал Лютого из отделения, уговаривая бежать из города, не узнал его в грязном бомже, от которого несло спиртным, и затолкал в камеру, где жались к стене ещё трое пьяных бродяг, встретивших собрата смехом и улюлюканьем. Сунув за пазуху бумаги, Лютый растянулся на полу, и вдруг узнал бомжей, живших на свалке.

Схватив за грудки нагнувшегося к нему бомжа, Лютый притянул его к себе:

— Рыжая женщина? Рыжая?

Бомж оттолкнул Лютого, повалившись рядом, и двое других подскочили на подмогу.

— Рыжая женщина? — спрашивал Савелий, хватая бомжей за ноги, и они, не удержавшись, повалились на него, так что, когда дежурный заглянул в дверное окошко, увидел груду лежащих тел.

— А ну, расползлись по углам! — зайдя в камеру, поддал он одному ногой в бок. — По углам, я сказал! — и, разогнав бомжей в разные стороны, захлопнул дверь.

— Рыжая женщина?! — крикнул Лютый, но бомжи, заворчав, отвернулись от него, нахохлившись, как воробьи.

Из разбитой губы сочилась кровь, Лютый выплюнул на пол гнилой зуб и, свернувшись клубком, заснул. В тяжёлом, хмельном сне на него разъярённой толпой накинулись воспоминания, которые били по щекам, плевали в лицо и, разрывая одежду, тянули в разные стороны. «Убей меня, или я убью тебя!» — снова и снова повторял Могила, впиваясь в него колючими, как репей, глазами. «Куда бежать? Не нужно никуда бежать!» — разливал по стаканам Требенько, пряча под фуражкой проломленную голову, а Севрюга, натянув до подбородка, словно одеяло, погребальный саван, плакала, как ребёнок.

Лютый проснулся от криков, доносившихся из коридора. В зарешечённом окошке, едва помещаясь, появилось лицо начальника полиции.

— Идиоты! — закричал он на подчинённых. — Вот же он лежит!

Заскрежетал замок, и в камеру вбежали полицейские, которые, подхватив Лютого за ноги и за руки, потащили, будто мешок.

— Я уж думал, он опять сбежал, — вздохнул начальник, вытирая пот со лба, а дежурный, цокая языком, во все глаза смотрел на Лютого, не узнавая в нём перепуганного и растерянного человека, который три месяца назад пришёл с повинной в отделение.

«Я Савелий Лютый, который Могилу застрелил!» — звенело у дежурного в ушах, но он, тайком крестясь, гнал от себя дурные мысли, списывая их на буйное воображение.

В приёмном отделении было холодно, и врач, кутаясь в пуховый платок, грела руки о кружку с чаем. Приёмник хрипел и чихал, словно простуженный, и музыка тонула в шуме радиоволн, а желтушный санитар, зевая, крестил рот, прикладывая уху к динамику.

— Ни черта не слышно! — стукнув по радиоприёмнику, выдернул он шнур из розетки.

Лютый сидел на кушетке, свесив ноги, и прислушивался к повисшей тишине. Гулко тикали часы, стонали больные, толпившиеся в коридоре, а врач отстукивала ногой такт мелодии, которую никто, кроме неё, не слышал. Отобрав спрятанный за пазухой свёрток, Лютому сунули градусник и, сделав укол, от которого в груди стало жарко, бросили на носилки.

— Забирайте его отсюда скорее! — скомандовала женщина, и санитары вынесли Лютого вперёд ногами.

— Он же не умер! — возмутился опер. — А ну, несите, как следует!

Ударив Лютого о дверной проём, носилки перевернули и, втащив их обратно, вынесли его вперёд головой.

— Куда вы его тащите? У нас нет мест! — закричала медсестра, перегородив проход. Закрыв двери в отделение, она встала, уткнув руки в боки. — Надоели бомжи проклятые! В морг несите!

Спешащий за носилками полицейский достал удостоверение, развернув перед её носом:

— А ну, в сторону! — и, распахнув двери, отошёл, пропуская вперёд санитаров. — Заносите!

Ванная комната, выложенная белой плиткой, напоминала мертвецкую. Хлюпал протекающий умывальник, пахло лекарствами и хлоркой. Поставив носилки на пол, санитары стянули с Лютого одежду, морщась от вони.

— Боже, ну и чудо-юдо вы принесли! — всплеснула руками пухлая санитарка, увидев Савелия, а он, смущаясь, поспешил прикрыться руками.

— Ничего, Люська, отмоешь его, отогреешь — знатный мужик будет! — по-свойски засмеялся санитар, ущипнув её за грудь.

Он принялся состригать Лютому бороду и сбитые в колтун волосы, а санитарка, вытащив из кармана кусачки, взялась за ногти, загнутые и жёлтые, как когти птицы.

— Это тебя всем городом искали? — спросила она у Лютого. — Бедный ты, бедный, — покачала она головой. А потом, обращаясь к санитарам, воскликнула: — Чего гоняли его? Видно же: мухи не обидит!

Подхватив Лютого под руки, санитары поставили его в ванну и, направив шланг, принялись поливать водой, а женщина, закатав рукава, тёрла его жёсткой мочалкой, отпуская терпкие словечки, от которых щипало в носу.