Маленький друг

Когда он тогда угнал бульдозер, а потом выстрелил себе в голову, все врачи в один голос утверждали, что он живет только на аппаратах, а он возьми и удиви их всех – ожил, будто Лазарь. Разве много таких, кто, можно сказать, восстал из мертвых – кто уселся бы вдруг посреди всяких реанимационных приборов да попросил принести ему картофельного пюре? Неужто Господь вот так неожиданно вырвал бы душу из лап смерти, только затем, чтобы низвергнуть ее в ад? Если ему удастся увидеть тело – взглянуть на него собственными глазами, – то он точно поймет, в каком состоянии Фариш отошел в мир иной.

– Я хочу брата увидеть, перед тем как его заберут, – сказал он. – Пойду поговорю с доктором.

Коп кивнул. Юджин развернулся, чтобы уйти, но тут Кертис, запаниковав, вцепился ему в руку.

– Хотите, оставьте его со мной, – сказал коп. – Я за ним присмотрю.

– Нет, – сказал Юджин, – нет, это ничего, я его возьму с собой. Коп поглядел на Кертиса, покачал головой.

– Когда такое приключается, для них это счастье, – сказал он. – Счастье не понимать, что происходит, я вот о чем.

– Как будто мы что-то понимаем, – сказал Юджин.

От лекарств Гарриет клевала носом. Вдруг кто-то постучал в дверь. Тэтти!

– Душечка моя! – воскликнула она, влетая в палату. – Ну, как тут моя деточка?

Гарриет, обрадовавшись, заворочалась в кровати, протянула к ней руки. Но вдруг ей показалось, будто это все ей только снится, а в комнате никого нет. И до того это было странное чувство, что Гарриет потерла глаза, стараясь скрыть свое замешательство.

Но это действительно была Тэтти. Она поцеловала Гарриет в щеку.

– Эдит, но вид у нее здоровый! – восклицала она. – Очень живенький!

– Это потому что ей сегодня гораздо лучше, – сухо отозвалась Эди. Она положила на тумбочку книгу. – Вот, принесла тебе, чтобы ты не скучала.

Гарриет, откинувшись на подушки, слушала их разговор, слушала, как привычно их голоса сливаются в складную, приятную бессмыслицу. И вдруг оказалась совершенно в другом месте, в галерее с синими стенами, где стояла мебель в чехлах. Дождь все шел и шел.

– Тэтти! – Она села в кровати, комната была залита ярким светом.

Солнечное пятно, которое было напротив кровати, растянулось, сползло по стене, разлилось по полу глянцевой лужицей.

В комнате никого не было. Перед глазами у Гарриет все плыло, как будто она вышла из темного кинотеатра на яркое солнце. На тумбочке лежала толстая книжка в голубой обложке – дневник капитана Скотта. От одного ее вида у Гарриет стало легче на сердце, чтобы убедиться, что книга ей не примерещилась, она положила на нее руку и, позабыв о слабости и головной боли, с трудом уселась в кровати, чтобы почитать. Но пока она читала, тишина больничной палаты незаметно превратилась в ледяное, потустороннее затишье, и вскоре у Гарриет появилось неприятное чувство, будто книга обращается к ней, к Гарриет, напрямую, и ей стало не по себе. Стоило ей прочесть несколько строк, как в глаза обязательно бросалась какая-нибудь весьма недвусмысленная фраза, как будто капитан Скотт пишет именно ей, как будто бы в своих дневниках с Северного полюса он специально оставил зашифрованные послания для Гарриет. Стоило ей прочесть несколько строк, и фразы приобретали новый, важный смысл. Гарриет убеждала себя, что ей это только кажется, но бесполезно – в конце концов ей стало совсем страшно, и книгу пришлось закрыть.

Мимо палаты прошел доктор Бридлав и резко остановился, заметив, что Гарриет не лежит, а сидит в кровати и вид у нее беспокойный и перепуганный.

– Ты почему не спишь? – грозно спросил он.

Он вошел, почитал ее медкарту (на брылястом лице не дрогнул ни один мускул) и, громко топая, ушел. Через пять минут в комнату вбежала медсестра с очередным шприцом.

– Давай переворачивайся, – сердито сказала она.

Она как будто злилась на Гарриет за что-то.

Когда она ушла, Гарриет так и осталась лежать, уткнувшись лицом в подушку. Одеяла были такими мягкими. Над головой у нее вытягивались и скользили звуки. И тут она, кувыркаясь, полетела вниз, в бескрайнюю пустоту, от которой замирало сердце, в старинную невесомость ее самых первых кошмаров.

– Да не хочу я чаю, – раздался знакомый капризный голос. Теперь в палате было темно. Рядом с кроватью стояли два человека. Над их головами висели венчики тусклого света. И тут Гарриет ужаснулась, услышав голос, которого она уже давно не слышала – голос отца.

– В кафетерии был только чай, – говорил он подчеркнуто вежливо, но так, что это больше напоминало сарказм. – А также кофе и сок.

– Я же говорила, не обязательно так далеко ходить. В коридоре есть автомат с кока-колой.

– Не хочешь – не пей.

Гарриет лежала, не шевелясь, полузакрыв глаза. Стоило ее родителям оказаться в одной комнате, как обстановка делалась мрачной и невыносимой, даже если они были друг с другом предельно вежливы. “И чего они тут делают? – сонно думала Гарриет. – Лучше б это были Тэтти и Эди”.

Вдруг Гарриет с изумлением услышала, что отец упомянул Дэнни Рэтлиффа.

– Вот ведь ужас, – говорил он. – В кафетерии только о нем и разговоров.

– О ком?