Маленький друг

– Ой, да брось ты, Гар-ри-эт, – ее имя он произносил так, будто это какая-то нелепица. – Всегда, как мимо вашего дома еду, так у вас во дворе вечно малышня болтается – человек семь-восемь ребят и все в простынях. Рики Эшмор говорит, что у вас там малышовый ку-клукс-клан, но я думаю, тебе просто нравится, когда парни ради тебя наряжаются, как девчонки.

– Это такая игра, – важно ответила Гарриет. Назойливость Пема ее задела: библейские игрища уже давно отошли в прошлое. – Слушай, я хотела с тобой поговорить. О моем брате.

Теперь не по себе стало Пембертону. Он взял с прилавка журнал и с подчеркнутым интересом начал его листать.

– Ты знаешь, кто его убил?

– Ну-у… – лукаво протянул Пембертон. Отложил журнал. – Так и быть, скажу тебе один секрет, только никому ни слова. Знаешь старуху Фонтейн, которая рядом с вами живет?

Гарриет поглядела на Пембертона с таким откровенным презрением, что тот так и прыснул со смеху.

– Чего? – спросил он. – Не веришь, что ли, что у нее прямо под домом трупы закопаны?

Пару лет назад Пембертон насмерть перепугал Хили, выдумав, что кто-то, мол, нашел у миссис Фонтейн в клумбе человеческие кости и что миссис Фонтейн из своего покойного мужа сделала чучело, и чучело это сидит теперь у нее дома в кресле, компанию ей по ночам составляет.

– Короче, ты не знаешь, кто его убил.

– Не знаю, – резковато ответил Пембертон.

Он до сих пор помнил, как мать зашла к нему в комнату (он тогда как раз склеивал модель самолета, надо же, чудно как – и ведь накрепко в память врезалось), вызвала его в коридор и рассказала, что Робин умер. Он ни разу не видел, чтоб мать плакала – только тогда. Пем не плакал: ему было девять лет, и он не очень понимал, что случилось, он просто вернулся к себе в комнату, захлопнул дверь и продолжил клеить модельку “Сопвич Кэмел”, правда, росло в нем какое-то беспокойство – он помнил, как клей запузырился на швах бусинками, и модель вышла дрянная, он ее так и выбросил, не стал доклеивать.

– Ты с этим не шути, – сказал он Гарриет.

– А я и не шучу. Я со всей серьезностью, – надменно сказала Гарриет.

Пембертон снова подумал о том, какие они с Робином разные – Гарриет совсем на него не похожа, не верится даже, что они брат с сестрой. Может, она кажется серьезной, потому что брюнетка, но она еще и нудная какая-то, не то что Робин: надутая, лицо кирпичом, ни разу не улыбнется. В Эллисон иногда проскальзывало что-то от Робина, какая-то его чудинка (Эллисон вон уже старшеклассница, и походка у нее что надо, Пем недавно засмотрелся на нее на улице, не разобрав даже сразу, кто это), но вот Гарриет совсем не миленькая и даже не чудачка. Гарриет – просто чокнутая.

– Ты, лапуля, “Нэнси Дрю” обчиталась, – сказал он. – А это все было давно, Хили еще даже не родился, – он замахнулся воображаемой клюшкой, будто отрабатывая удар в гольфе. – Тогда здесь каждый день по три-четыре поезда останавливались, рядом с железной дорогой толпы бродяг ошивались.

– А вдруг убийца до сих пор здесь живет?

– Что ж тогда его так и не поймали?

– А до убийства не случалось ничего странного?

Пем презрительно фыркнул:

– Типа – зловещего предзнаменования?

– Да нет, просто – чего-нибудь странного.

– Слушай, ну это ж не как в кино все было. Никто, знаешь ли, не забыл случайно сообщить полиции, что поблизости слонялся громила-извращенец или маньяк, – Пем вздохнул.

В школе на переменках потом еще годами играли в убийство Робина, а в младших классах в эту игру играли до сих пор, хотя с тех времен в ней много чего поменялось. Но тогда, на школьном дворе, игра заканчивалась тем, что убийцу ловили и карали. Дети вставали в круг возле качелей и обрушивали на воображаемого убийцу, который якобы распростерся у их ног, град смертоносных ударов.

– Одно время, – сказал он, – к нам каждый день с лекциями приходили то коп, то священник. Ребята в школе хвастались, что знают, мол, кто это сделал, а некоторые и вовсе говорили, что они и убили. Только чтоб на них внимание обратили.

Гарриет так и впилась в него взглядом.

– С детьми такое бывает. Вот Дэнни Рэтлифф – ну тот вообще. Вечно любил что-нибудь напридумывать – то он якобы кому-то коленную чашечку прострелил, то старушке в машину гремучую змею подкинул. Мы с ним иногда в бильярдной встречаемся, так он такую чушь, бывает, несет…

Пембертон замолчал. Дэнни Рэтлиффа он знал с детства: слабак и трепач, ему б только кулаками махать, задаваться да раздавать пустые угрозы направо и налево. Каков Дэнни, Пем четко представлял, но не очень понимал, как донести это до Гарриет.

– Он… короче, Дэнни просто придурок, – сказал Пем.

– Где мне найти этого Дэнни?

– Ох-хо. Ты с Дэнни Рэтлиффом лучше не связывайся. Он только-только из тюрьмы вышел.

– А за что его посадили?

– Поножовщина, что-то в этом роде. Не помню уже. Да у Рэтлиффов каждый сидел – кто за разбой, кто за убийство, не сидел у них только младшенький, дурачок который. И то Хили мне рассказывал, что он тут на днях набил морду мистеру Дайалу.

– Неправда! Кертис его и пальцем не тронул, – возмутилась Гарриет.