Лицо Харриет пылало. Красные перчатки стоили три доллара — Идин дневной заработок. Бедная Ида! Эти перчатки были ее единственным подарком воспитаннице. А Харриет их потеряла! Как она могла? Долгое время они валялись в сарае для инструментов вместе с секаторами, пилами и заступами, которыми пользовался Честер. Вот кто может что-то о них знать — Честер! Она его спросит о красных перчатках, когда он придет в следующий раз. А может быть, они так и лежат в сарае среди мусора? Харриет торопливо поднялась, оставив сорняки на земле, и помчалась к сараю. Но рукавиц нигде не было, хотя Харриет перерыла все — и полки, и шкафчик с одной дверцей, и старый сундук, заглянула даже за залежи банок с краской и растворителями. Ладно, она подождет Честера. Честер приходил к ним работать только по понедельникам, в остальные дни он выполнял поручения городского совета, чистил и убирал могилы на кладбище или ходил по домам в поисках работы.
Харриет стояла посреди сарая, тяжело дыша, опустив голову на грудь — «я себя не прощу, если они пропали», — когда в дверь просунулась голова Хилли.
— Харриет! — произнес он страшным шепотом. — Нам надо срочно забрать велосипеды!
— Что? — Харриет недоуменно вскинула голову.
— Мы же их там оставили, забыла? Папа заметил, что моего нет, мне надо его срочно привезти.
Харриет попыталась сконцентрироваться на проблеме велосипедов, но в голове у нее крутились только потерянные перчатки.
— Я потом схожу, — сказала она.
— Нет! Нет! Сейчас! Я один туда не пойду!
— Ну ладно, подожди немного, мне надо…
Хилли издал скорбный вопль:
— Нет, надо сейчас же идти!
— Ну ладно, только заткнись, хорошо? Я помою руки и пойдем. А ты пока сложи тут все обратно, о'кей?
— Что, все это надо сложить? — недовольно спросил Хилли, оглядывая кучу мусора на полу.
— Помнишь красные рукавички, что были у меня когда-то? Они всегда лежали вот тут, в этом ведре.
Хилли посмотрел на нее так, будто она сошла с ума.
— Ну, мои садовые перчатки, помнишь? Красные матерчатые, с такими резиновыми пупырышками.
— Харриет, я говорю серьезно. Велики так и лежат под ивой — их ведь могут украсть.
— Ладно, иду. Если увидишь их тут случайно, скажи мне, хорошо?
Харриет побежала в огород, прихватила коробку с овощами и понесла на кухню. Но Иды на кухне не было — Харриет нашла ее в гостиной, Ида сидела в своем любимом кресле, широко расставив ноги и спрятав лицо в ладонях.
— Идочка! — прошептала Харриет.
Ида тяжело повернула голову. Глаза ее были совсем красные.
— Я… я тебе что-то принесла… — Харриет положила коробку к Идиным ногам.
Ида несколько секунд смотрела на овощи.
— Что я буду делать? — спросила она. — Куда я пойду?
— Ты можешь забрать их домой, если хочешь, — предложила Харриет. Она подняла баклажан и показала Иде.
— Твоя мама говорит, что я плохо делаю свою работу. А как я могу ее делать хорошо, если она не дает ничего выбрасывать? Все эти газеты складывает до потолка. — Ида вытерла глаза уголком передника. — Она мне платит двадцать долларов в неделю. Это что, много? Одеон у мисс Либби получает тридцать пять, а там и делать-то нечего, не то что здесь, да с двумя детьми в придачу.
Харриет умирала от желания обнять Иду, прижаться к ней, спрятать голову на ее груди, разреветься в голос, но что-то в Идиной позе удерживало ее на расстоянии.
— Твоя мамочка говорит, что вы теперь большие, не надо за вами все время ходить. Вы обе цельный день в школе, а после школы сами можете о себе позаботиться.
Идины глаза, красные, заплаканные, встретились с круглыми, испуганными глазами Харриет, и некоторое время девочка и домработница пристально смотрели друг на друга. Харриет никогда не забудет этот момент. Потом Ида отвернулась.
— Да что говорить, — горько пробормотала она, — так оно и есть! Алисон уже скоро и школу закончит, а ты — ты сама по себе, тебе никто особо не нужен и Ида не нужна.
— Нет, нужна, нужна!
— Нет, не нужна, и твоя мать тоже так считает.
Харриет бросилась наверх в комнату матери и вбежала к ней не постучав. Мать неподвижно сидела на постели, а рядом на коленях стояла Алисон и плакала, уткнувшись головой в покрывало. Когда Харриет вошла, Алисон подняла голову и взглянула на нее с таким отчаянием во взгляде, что Харриет даже опешила.
— Что, и ты туда же? — сонно спросила мать. — Оставьте меня в покое, девочки, я хочу прилечь на минутку…
— Ты не можешь уволить Иду!
— Я тоже люблю Иду, девочки, но бесплатно она работать не хочет, а повысить ей жалованье я не могу.
Это были слова отца, Харриет даже представила его механический голос и бесстрастное лицо.
— Ты не можешь уволить ее! — повторила она, повышая голос.
— Твой отец говорит…
— Плевать на то, что он говорит. Он ведь не живет здесь!
— Вам придется самим поговорить с ней. Ида согласна, что в нашем маленьком хозяйстве надо что-то менять, так больше продолжаться не может.
— А зачем ты сказала ей, что я на нее донесла? — глухо спросила Харриет.
— Мы поговорим об этом позже. — Шарлот закинула ноги на кровать и легла.
— Нет! Поговорим сейчас!