Маленький друг

Дети опасливо смотрели на Алисон, но не убегали. Алисон подошла поближе и погладила малыша по голове.

— Как его зовут? — спросила она.

Лашарон Одум не ответила. Она глядела не на Алисон, а на Харриет. Несмотря на юный возраст, в ее лице было что-то старческое, а в глазах светились недобрые волчьи огоньки.

— Ты была в библиотеке, — сказала она.

Харриет молча встретила ее взгляд, но отвечать не собиралась. Она-то терпеть не могла всех этих оборвашек и была полностью согласна с Идой — пусть гуляют у себя во дворе.

— Меня зовут Алисон, — мурлыкала между тем Алисон. — А тебя?

Лашарон подкинула малыша повыше на бедро и ничего не сказала.

— Это твои братики, да? — обратилась к ней Алисон. — А как их зовут? — Алисон присела и взглянула в лицо ребенка, который волочил по земле большую книгу. Он держал ее за обложку так, что страницы подметали тротуар. — Ну, а ты скажешь мне, как тебя зовут?

— Давай, Рэнди, скажи, — толкнула его локтем сестра.

— Ах, так тебя зовут Рэнди?

— Скажи «да, мэм», Рэнди. — Лашарон опять подсадила малыша повыше. — Ну давай, скажи: «Я — Рэнди, а это Расти». — Лашарон говорила приторным, нарочито тоненьким «вежливым» голосом.

— Так их зовут Рэнди и Расти?

«Долго они еще будут здесь торчать?» — нетерпеливо подумала Харриет, отходя к качелям, пока Алисон выспрашивала у Лашарон чертову кучу несущественных подробностей о ее жизни.

— А это что? Книга? Ты дашь мне посмотреть? — Но мальчик по имени Рэнди только идиотически улыбнулся и в приступе застенчивости повернулся к ней спиной.

— Это моя книга, — сказала Лашарон. Ее голос звучал довольно звонко, несмотря на видимые проблемы с аденоидами.

— А о чем она?

— О быке Фердинанде.

— О, я помню эту книгу. Фердинанд любил нюхать цветочки и не любил драться, так?

— Леди, а ты кгасии-ивая, — сказал вдруг Рэнди. Он начал качать рукой так, чтобы страницы как можно сильнее мели асфальт.

— Разве можно так обращаться с книгой?

Тут Рэнди вообще бросил книгу на землю, отбежал на несколько шагов, чтобы сестра не смогла его догнать, и, виляя нижней частью тела, начал исполнять какой-то непристойный танец, глядя на Алисон.

— А что же она ничего не скажет? — спросила Лашарон, указывая на Харриет.

Алисон бросила на сестру удивленный взгляд.

— Ты ее мама?

«Вот идиотка!» — прошипела про себя Харриет, слушая объяснения запинающейся сестры. Она была избавлена от продолжения дурацкого спектакля появлением Иды Рью с тряпкой в руке. Ида бежала из кухни с весьма недвусмысленным видом, энергично хлопая руками и размахивая в воздухе тряпкой, как будто собиралась отгонять птиц, клюющих ее рассаду.

— Кыш! Поди! — кричала она.

В одну секунду детей как ветром сдуло, а Ида, подбоченившись, встала на дороге, тряся им вслед кулаком.

— И чтобы больше не совались сюда, понятно? А то я быстро позвоню шерифу.

— Ида, ну что ты! — вскричала расстроенная Алисон.

— Что — Ида? Увижу их еще раз — ноги поотрываю. — Она обтерла руки о передник и вдруг увидела книгу, лежавшую на дороге, там, где дети уронили ее. Кряхтя, Ида подняла ее за корешок, как будто та была заразной, и, держа подальше от себя, брезгливо понесла к мусорному контейнеру.

— Ида, стой! — закричала Алисон. — Это ведь библиотечная книга!

— А мне плевать, — последовал мрачный ответ. — Она вся провоняла их помойкой. И вы не трогайте ее руками, понятно?

На крыльцо вышла Шарлот. Ее лицо припухло со сна, глаза смотрели рассеянно, но озабоченно.

— Что случилось? — спросила она.

— Мама, это были просто маленькие дети. Они ничего плохого не делали.

— Ах, боже мой, — сказала Шарлот, покрепче затягивая на талии ленты своего пеньюара. — Какая жалость. Я как раз хотела собрать мешочек ваших старых игрушек, чтобы отдать этим крошкам.

— Но, мама! — протестующее взвизгнула Харриет.

— Детка, ты ведь уже слишком большая, чтобы играть в игрушки, — безмятежно продолжала мать.

— Они мои, ты понимаешь? Мои!

Это были действительно ее игрушки, и балерина, и кукла Крисси, которые ей даже и не особенно нравились, но она все равно выпросила их у матери, поскольку у других девочек были такие куклы. Теперь Харриет не желала с ними расставаться, пусть она уже сто лет не играла в них. А ее самой любимой игрушкой была мышиная семья в париках и старинных французских костюмах, которую она увидела как-то в витрине магазина в Новом Орлеане и потом не могла ни спать ни есть, пока тетушки не скинулись и не подарили ей эту семейку. Она до сих пор помнила свое «мышиное» Рождество — как она была счастлива, увидев большую красную коробку, счастлива до изумления. Как она наглядеться не могла на своих мышей, прижимала их к груди, целовала, клала с собой спать, всегда носила в кармане. Ее мать не выбрасывает из дома ничего, даже старые газеты, но ей ничего не стоит разорить комнату Харриет. Она уже пыталась как-то выбросить мышек, и тогда Харриет стоило больших трудов вернуть их.

— Мама, ты что, не понимаешь? — вскричала Харриет. — Мне нужны мои игрушки!

— Дорогая, нельзя же думать только о себе.

— Они мои!