Маленький городок в Германии. Секретный паломник

Черная рука оторвалась от железки и автоматическим движением поднялась к краю фуражки. Тернер быстро направился в угол, где стояли коробки с виски. Он разорвал ленту крышки самой верхней из них, вытащил бутылку и открыл пробку. Старикан что-то бормотал, покачивая головой и по-прежнему не сводя взгляда с обложек на полу.

– Вот, – мягко сказал Тернер, – выпейте, если хотите. – И протянул бутылку, чтобы она попала в поле зрения старика.

Тот выпустил из рук кочергу, ухватился за бутылку и поднес к тонким губам, а Тернер тем временем проскочил мимо него в кухню. Открыв дверь, он заорал что было мочи:

– Де Лиль!

Его голос диким эхом прокатился по пустынной улице, а потом еще дальше – к самой реке.

– Де Лиль!

И не успел он вернуться в кабинет, как в окнах окрестных домов начал загораться свет.

Тернер открыл деревянные ставни, чтобы впустить в комнату лучи восходящего солнца, и теперь они втроем стояли, образовав странную группу: старик все еще косился на изуродованные брошюры, но крепко держал бутылку в дрожавшей руке.

– Кто он такой?

– Истопник. Мы все держим истопников.

Старик не сразу подал голос, но, словно только что заметив бутылку, отпил из нее еще глоток, передав ее затем де Лилю, которому инстинктивно был склонен доверять больше. Де Лиль поставил бутылку на стол рядом с носовым платком, а Тернер тихо повторил уже заданный прежде вопрос, пока старикан поочередно оглядывал то их с де Лилем, то книги.

– Спросите его, когда он в последний раз видел Хартинга.

Наконец истопник заговорил. Такой голос мог принадлежать человеку любого возраста. Это была тягучая крестьянская речь, исповедальное бормотание, грубоватое, но в то же время покорное, как будто он попал в затруднительное положение, из которого безнадежно искал выход. Потом он протянул руку и дотронулся до взломанного книжного шкафа. Затем закивал головой в сторону реки, словно именно там находился его дом. Но продолжал мямлить, даже жестикулируя, отчего создавалось впечатление, что говорит за него кто-то другой.

– Он продает билеты на прогулочные катера, – прошептал де Лиль. – А сюда заходит в пять часов вечера по пути домой и рано утром, когда отправляется на работу. Кидает в печь уголь, высыпает мусорные корзины и контейнеры. Летом успевает помыть катера до прибытия автобусов с туристами.

– Спросите его еще раз: когда он в последний раз видел Хартинга? – Тернер достал купюру, пятьдесят бундесмарок. – Покажите ему это. Пусть знает, что получит деньги, если расскажет мне все, что знает.

Увидев деньги, старик внимательнее присмотрелся к Тернеру сухими красными глазами. У него было морщинистое, с впалыми щеками лицо человека, которому в свое время довелось голодать. Кожа в одних местах дряблая и обвисшая, в других туго обтягивала кости, а сажа въелась в нее, как краска въедается в полотно. Он сложил банкноту ровно пополам и добавил к пачке денег, уже лежавшей в кармане брюк.

– Когда? – требовательно спросил Тернер. – Wann?

С крайней осмотрительностью старик принялся подбирать нужные слова, словно вынимая их по одному и складывая вместе, поскольку они стали товаром, который он продавал. Он снял с головы фуражку. Угольная пыль покрывала и его коричневый лысый череп.

– В пятницу, – тихо переводил де Лиль, смотревший куда-то в сторону окна и казавшийся растерянным. – Лео заплатил ему в пятницу после обеда. Пришел к нему домой и отдал деньги прямо на пороге. Сказал, что уезжает в долгое путешествие.

– Куда именно?

– Он не сказал куда.

– Он обещал вернуться? Спросите у него об этом.

Снова, когда де Лиль переводил, Тернер ловил знакомые слова: kommen… zurück[23].

– Лео вручил ему плату за два месяца. Говорит, он может нам что-то показать. Что-то стоящее еще пятьдесят марок.

Старик быстро переводил взгляд с одного на другого с опаской, но и с надеждой, одновременно длинными пальцами нервно ощупывая свою рубашку. Это была моряцкая роба, утратившая первоначальные форму и цвет. Она висела на нем, никак не очерчивая скрытого под ней тощего тела. Обнаружив то, что искал, он аккуратно закатал нижний край, сунул вверх руку и снял что-то с шеи. Проделывая все это, он снова начал бормотать, но быстрее, более взволнованно и более многословно, чем прежде.

– Вот это он нашел в субботу утром среди мусора.

В руках у старика была кобура армейского образца из зеленой плотной ткани, подходящая для пистолета тридцать восьмого калибра. Внутри пустой кобуры было написано чернилами: «Лео Хартинг».

– В мусорном контейнере прямо наверху. Первое, что он увидел, когда снял крышку. Он больше никому ее не показывал, хотя те, другие, кричали на него и грозились набить морду. Те, другие, напомнили ему, что сделали с ним во время войны, и пообещали повторить это снова.

– Другие? Кто это был? Кто?

– Подождите.

Подойдя к окну, де Лиль быстро выглянул наружу. Старик же продолжил свой рассказ.