Маленький господин Фридеман

Брат их продолжал жить с ними вместе даже и тогда, когда ушел из лесного дела Шлифогта и открыл свое дело, занявшись агентурой или еще чем-то в этом роде, не отнимавшем у него много времени. Он занимал нижний этаж дома и поднимался наверх только кушать. Ходить по лестнице ему было трудно; он страдал немного астмой.

В день своего рождения, когда ему минуло тридцать лет, в ясное, теплое июньское утро он сидел в серой садовой палатке, опираясь спиной на новую подушку, вышитую ему Генриеттой, курил хорошую сигару и читал интересную книгу. Время от времени он опускал ее на колени, прислушивался к веселому чириканью воробьев, сидевших на старом орешнике, и смотрел на чистенькую дорожку, ведшую к дому, и на небольшую лужайку с пестрыми цветочными клумбами.

У маленького господина Фридемана не было ни усов, ни бороды; лицо его почти совершенно не изменилось. Только черты его стали немного резче. Мягкие каштановые волосы послушно лежали на пробор.

Опустив еще раз книгу на колени и подняв глаза к лазурному, залитому солнцем небу, он сказал про себя: «Прошло тридцать лет. Впереди еще десять, а, быть может, и двадцать — Бог знает. Мирно и тихо придут и исчезнут они, как первые тридцать; я жду их с покоем в душе».

* * *

В июле того же года в город был назначен новый начальник округа; событие это взволновало решительно всех. Прежний начальник, добродушный, веселый, в течение долгих лет, занимавший этот пост, был очень любим в обществе, и с ним расставались неохотно. Как бы то ни было, но на смену ему приехал из столицы господин фон Риннлинген.

Скоро все успокоились: новый начальник женатый, но бездетный господин, снял в южном предместье большую виллу, — отсюда заключили тотчас же, что он намеревается устроиться на широкую ногу. Слух о том, что он очень богат, подтвердился тем, что он привез с собою четверых прислуг, пять лошадей, ландо и легкий охотничий экипаж.

Вскоре после приезда, супруги фон Риннлинген начали делать визиты всем уважаемым семьям города. Их имя было у всех на языке; но главный интерес возбуждал не сам начальник, а его жена. Все мужчины были озадачены и колебались выносить приговор; дамы же зато с первого дня запротестовали против новой начальницы, Герды фон Риннлинген.

— Нет слов, от нее так и веет столицей, — заметила жена адвоката Гагенстрёма в разговоре с Генриеттой Фридеман. Она курит, ездит верхом, — превосходно. Но ведет себя не только чересчур вольно, но прямо-таки буршикозно… Она далеко недурна, ее можно назвать даже хорошенькой; но в ней нет ни следа женской грации; в ее взгляде, в смехе, в движениях нет ничего, что так любят мужчины. Она совсем не кокетлива, это мне очень нравится; но разве может такая молоденькая женщина — ей всего двадцать четыре года — так мало обращать на это внимания? Дорогая, я далеко не сплетница, но я знаю, что говорю. Наши мужчины сейчас еще ошеломлены, но вы увидите, через пару недель они жестоко разочаруются в ней…

— Ну, — заметила фрейлейн Фридеман, — она ведь и так обеспечена.

— Да, кстати, что касается мужа! — воскликнула фрау Гагенстрём. — Как она с ним обращается! Стоит посмотреть! Вы увидите сами! Я сама настаивала на том, чтобы замужняя женщина была до известной степени сдержанна с мужчинами. Но как обращается она со своим собственным мужем? Она бросает ему ледяные взгляды и говорит снисходительным тоном «мой милый друг!» Меня это положительно возмущает! Надо посмотреть при этом на него, — он такой корректный, изящный, блестящий офицер. Они всего четыре года женаты! Хоть ему уже за сорок, но он превосходно сохранился… Голубушка…

* * *

В первый раз маленький господин Фридеман встретил фрау фон Риннлинген на главной улице, на которой были расположены почти исключительно одни только магазины и конторы. Был полдень. Он возвращался с биржи, где только что вел деловые переговоры.

Крохотный, но важный, он шел вместе с негоциантом Стефенсом, невероятно высоким коренастым господином с круглой бородой и густыми бровями. Оба были в цилиндрах и по случаю теплой погоды в расстёгнутых пальто. Они беседовали о политике и мерно стучали о тротуар своими тросточками; вдруг Стефенс заметил, прервав разговор:

— Черт меня побери, если там едет не фрау фон Риннлинген!

— Очень приятно, — ответил Фридеман своим высоким, немного резким голосом и с любопытством поднял глаза. — Я ни разу еще не видел ее. Да, да, вот ее желтый кэб.