Маленький господин Фридеман

Навстречу им действительно катился желтый шарабан. Фрау фон Риннлинген правила сама двумя красивыми, стройными лошадьми; позади нее, скрестив руки, сидел лакей. На ней был широкий светлый жакет и светлая юбка. Из под небольшой круглой соломенной шляпы с коричневой кожаной лентой выбивались рыжеватые волосы, начесанные на уши; сзади на шею спадал тяжелый, толстый узел. Ее овальное лицо было матово-белого цвета; в углах необыкновенно близко расположенных друг к другу карих глаз виднелись синеватые жилки. Маленький, изящный носик был усеян сверху веснушками. Это очень шло ей. Был ли красив ее рот, сказать было трудно, потому что она все время вытягивала вперед и назад нижнюю губу.

Негоциант Стефенс почтительно поклонился; маленький господин Фридеман тоже приподнял шляпу, пристально поглядев при этом на фрау фон Риннлинген. Та опустила хлюст, кивнула слегка головой и медленно проехала мимо, бросая взгляды направо и налево, на дома и витрины магазинов.

Пройдя пару шагов, Стефенс заметил:

— Она ездила кататься и теперь направляется обратно домой.

Маленький господин Фридеман ничего не ответил и опустил глаза вниз на мостовую. Потом посмотрел вдруг на своего спутника и спросил:

— Что вы сказали?

Стефенс повторил свое глубокомысленное замечание.

* * *

Три дня спустя Иоганнес Фридеман вернулся домой в 12 часов дня после своей обычной прогулки. До обеда было еще полчаса, и он намеревался зайти ненадолго в контору, помещавшуюся тут же направо от двери, когда к нему подошла горничная и сказала:

— У нас гости, господин Фридеман.

— У меня?

— Нет, наверху у барышень.

— Кто же?

— Господин фон Риннлинген с супругой.

— Ах, так! — воскликнул Фридеман. — Я зайду…

Он пошел по лестнице. Поднявшись наверх, он взялся уже за ручку большой белой двери, ведшей в гостиную, как вдруг остановился, отступив назад, повернулся и медленно пошел обратно. Хотя кругом не было никого, он сказал громко себе самому:

— Нет. Лучше не надо.

Потом спустился вниз в контору, сел за письменный стол и взял в руки газету. Но через минуту опустил ее и начал смотреть в окно. Он сидел так, пока не пришла горничная и не доложила, что обед подан. Тогда он отправился в столовую, где уже ждали его три сестры, и сел на свой стул, на котором лежала пачка нот.

Генриетта заметила, разливая суп:

— Знаешь, Иоганнес, кто у нас был?

— Кто? — спросил он.

— Новый начальник с женой.

— Вот как? Это очень любезно с их стороны!

— Да, — заметила Пфиффи, выпуская изо рта немного слюны, — я нахожу, что оба они очень симпатичные люди.

— Во всяком случае, — сказала Фридерика, — нам нельзя медлить с визитом. Я предлагаю пойти к ним послезавтра, в воскресенье.

— Да, в воскресенье, — ответили в один голос Генриетта и Пфиффи.

— Ты, конечно, пойдешь с нами, Иоганнес? — Спросила Фридерика.

— Конечно! — заметила Пфиффи и засмеялась.

Фридеман же не слышал вопроса и с робким, боязливым выражением лица кушал суп. Казалось, будто он прислушивается к чему-то, к какому-то неприятному шуму.

* * *

На следующий день в городском театре давали «Лоэнгрина». Все места были заняты, и маленький театр был наполнен гудящей толпой, запаха газа и духов. Все бинокли, однако, как в партере, так и в ярусах, были направлены на ложу № 13, подле самой сцены: там сидели сегодня в первый раз супруги фон Риннлингены, и всем представлялся удобный случай рассмотреть их, как следует.

Маленький господин Фридеман в безукоризненном черном костюме с ослепительно белой, выпиравшей наружу манишкой, отворил дверь в свою ложу, ложу № 13, но тотчас же вздрогнул и машинально провел рукою по лбу; ноздри его судорожно раздулись на мгновение. Овладев собою, он сел в кресло по левую сторону от фрау фон Риннлинген.

Она взглянула на него пристально, вытянув вперед нижнюю губу и отвернулась, чтобы шепнуть что-то мужу, стоявшему позади нее. Это был высокий полный господин с зачесанными вверх усами и смуглым, добродушным лицом.

Когда началась увертюра и фрау фон Риннлинген перегнулась через барьер, Фридеман бросил на нее искоса поспешный взгляд. На ней был светлый вечерний туалет, немного декольтированный, в противоположность всем остальным дамам. Рукава платья были широки, и белые перчатки доходили до локтя. В ее фигуре было сегодня что-то пышное, что не было заметно на улице, когда на ней был белый жакет; грудь ее плавно и медленно подымалась и опускалась, а узел золотистых волос спадал тяжело сзади на шею.

Фридеман был бледен, бледнее обыкновенного; из-под аккуратно расчесанных на пробор темных волос выступили на лоб небольшие капельки пота. Фрау фон Риннлинген спустила немного перчатку с левой руки, лежавшей на красном плюше барьера, и он все время видел ее круглую, матово-белую руку, пронизанную тонкой сеткой бледно-синеватых жилок.

Скрипки пели, трубы гремели, Тельрамунд был побежден, в оркестре царило общее ликование, а маленький господин Фридеман сидел неподвижно, бледный и тихий, уйдя совсем головой в плечи и держа одну руку у рта, а другую у выреза сюртука.