– На минутку! – рыкнул, оттесняя за локоть бедную женщину туда, где нас точно никто не услышал бы.
– Вы не понимаете. Она этого не переживет. Не переживет, слышите? Ну что вам стоит? Просто промолчать. Это же не типичная история при отравлении угарным газом? Придумайте что-нибудь. А я… Я отблагодарю. Очень щедро.
Последняя оговорка была не к месту. К счастью, я заметил, как в момент заледенел взгляд докторицы, и, вовремя сориентировавшись, вновь стал давить на жалость. Этот способ работал гораздо лучше.
– Может, еще ничего и не подтвердится, – в конце концов, прогнулась она.
– Спасибо.
Ничего не добавив к сказанному, женщина скрылась в гулких пустых коридорах. А я вернулся на кушетку. Спрятал лицо в ладонях. Только это не помогло. Я все равно кожей чувствовал чей-то взгляд. Вскинулся. На противоположной стене висела икона. Мои глаза встретились с нарисованными.
Че смотришь? К чему ведешь, а?
Неужели моя ошибка была настолько серьезной, чтобы взять вот такую плату?
Ты вообще слышал о милосердии? Слышал, а?
О прощении, черт его дери. Даже если я оступился.
– Иван! Вам пора вернуться в палату.
Я подорвался, понимая, что лучше мне подчиниться. Иначе я бы все, к чертям, там разгромил. А я, к сожалению, не мог позволить себе такой роскоши. Мне надо было Машу вытащить.
Шел по коридору, но все равно оборачивался.
Палату мне выделили общую. На четверых. Я выдавил из себя приветствие и улегся на единственную пустующую койку. Уставился в потолок в надежде, что это как-то поможет справиться с жжением в глазах. А капли все равно ручьем стекали вниз на подушку.
Нет, это было другое… И ощущалось не так. Я не знал, я не успел привыкнуть к мысли, что стану батей снова. Он не пинал меня в ладонь. Я не забирал его из роддома. И не носил, прижав к груди, когда у него были колики. Я тупо пропустил... Сколько там? Три недели, что ему или ей были отмеряны. И может, поэтому, а может, по какой-то другой причине, нутро мне выедала не боль. А ярость. Слепящая, все разрушающая на своем пути ярость. На того, кто нами тут верховодил.
Ведь если подумать, какого черта? Что он себе позволял? Одного сына забрал. Второго… Я что, рожей не вышел? Или, может, я как отец – говно? Так нет же. Вон, утырки всякие плодятся, конченые алкаши. И ничего. Все у них в порядке. Говорят даже, у детей таких персонажей намного крепче иммунитет.
А если все же допустить мысль, что этот счет выставлен мне, то каким боком здесь Маша? Ей-то это за что? Я же отпустил. Отказался от нее. Я же…
Всхлипнул, как последний слюнтяй. Распсиховался. Хотел встать умыться, но тут пришли ставить уколы. И, видно, что-то забористое мне вкололи. Потому что проспал я аж до утра. Пока меня спецом не растолкали.
– Сергеевна?! Ты что здесь делаешь? Откуда узнала? – изумился я, подтягиваясь на локтях.
– Откуда-откуда! Есть люди добрые. Сам-то ты чего не позвонил?! Извелась вся! Ночью давление было… Ох, Ваню-ю-юша, – рыдала моя экономка.
– Да нормально все. В твоем бауле есть что надеть?
Окинув лежащих на соседних койках мужиков хмурым взглядом, спустил ноги на пол.
– А как же! Взяла тебе одежонку. И щетку зубную. И пасту. А еще завтрак… Супчик сварила.
– Как тебя только с этим впустили?
– А кто бы меня остановил? – Сергеевна промокнула уголки глаз платочком. – Ты куда это, Ванюш, собрался?
– К Маше. Надо узнать, как она.
– Да тебя самого лечить надо! Шатает ведь. Чего вскочил?!
– Суп твой ей отнесу.
– А сам-то?
– А сам я дома поем. Если врач придет – попроси, чтобы оформил выписку.
И опять Сергеевна запричитала. Но я ее уже не слушал. Ко мне медленно возвращалась память о вчерашнем дне. И боль, и ненависть, прикорнувшие ночью.
Машка в реанимации не обнаружилась, что едва мне не стоило жизни. Благо пробегающая мимо санитарка отрапортовала, что ничего страшного не случилось – ее просто перевели в обычную палату, не то бы… Чуть переведя дух, поплелся в указанном направлении. Постучал в дверь. Дождался «войдите», а то мало ли, чем там были заняты дамы, и только тогда вошел.
Машку заметил не сразу. Ее собой заслонял какой-то хмырь. От школы, что ли, представитель? Мазнул взглядом по плюгавенькому мужичку, букету у Маши на тумбочке, и с головой в ее глаза красивые рухнул.
– Привет.
– Здравствуйте, – прошептала она. И вот тут я, наконец, заметил, что этот мужик держал Машу за руку. Какого…
– Иван Сергеевич, – рыкнул я, сатанея.
– Мой свекор.
Я метнулся взглядом к Маше. Она сипела, что, наверное, было неудивительно, учитывая то, что она здорово наглоталась дыма.
Это ее «свекор» проехалось по нервам катком. Хотя ведь понимал, да, что сам сделал все, чтобы именно в этом статусе и остаться.
– Павел. Машин…
– Новый знакомый, – поспешно закончила та. Гребаный Паша протянул мне руку. Собственно, этого я и добивался. Не в смысле ее пожать. А чтобы этот урод убрал, наконец, свои грабарки от девочки. И для этого любой способ был хорош. Потому что, какого хуя?
– Тебе отдыхать надо, – бросил я.