– Постойте, – туго соображала я. – В смысле… Все сгорело? Вообще все? Ничего не осталось? – С каждым своим вопросом я все сильней волновалась. – А как же моя квартира? Она цела? Я не успела застраховаться… Я… – меня уже порядочно колотило. Пока мысли крутились вокруг собственной смерти, до остального как будто не было дела. Но теперь… Я же жива. А вся моя прошлая жизнь превратилась в пепелище. И что теперь?
– Тщ-щ-щ. – прервал мою истерику Иван Сергеевич, касаясь губ указательным пальцем. Способ оказался действенным. Я действительно в тот же миг осеклась. Опустила взгляд на его руку. Сглотнула, не без труда подавив в себе желание провести языком по темной, будто дубленой, коже.
– Я все потеряла, – прохрипела я.
– Это ничего. Главное, что сама жива. А за остальное не волнуйся. Все будет. Я обещаю.
– Значит, квартира моя…
– Нет ее больше, Маш. Забудь как страшный сон.
Охренеть. Наверное, даже хорошо, что присутствие Покровского оттягивало на себя столько внимания, иначе бы эта новость просто меня размазала. А так… Конечно, хреново было, да… Куда без этого. Но прям уж лютой безнадеги я не ощутила. Касалась его руки и верила, что не все так плохо. Просто потому что не могло все быть плохо, когда он так на меня смотрел.
– И куда же мне идти теперь?
– Ты с ума сошла? Тебе сейчас отлеживаться надо. Поправляться.
– Терпеть не могу больницы. Еще с тех пор, как проведывала бабулю, а от меня все отмахивались, как от мусора.
Взгляд Покровского посуровел. Он провел пальцами по моей руке и немного сжал запястье.
– Теперь никто от тебя отмахиваться не будет. Веришь?
Подавив всхлип, я кивнула.
– Только все равно домой хочу… – капризно поджала губы.
– Я тебя заберу домой. Как только врачи подтвердят, что можно. Услышала, Маш?
Покровский немного меня встряхнул, потому как я глаза закрыла, и было ему непонятно, здесь ли я, или сплю. Да я и сама не знала. Все казалось каким-то нереальным. Он меня домой заберет. Надо же… Он заберет. Обалдеть! Неужели это правда? А потом что?
– Да. Вы меня заберете.
– Умница. А теперь отдыхай.
И все. Его как-то вмиг не стало. Я возмущенно потянулась следом, не давая Ивану уйти. Потом, конечно, поняла, как это странно и нелепо выглядит. Назад дернулась. Но он так просто не отступил. Сжал в руках мои пальцы снова. И наклонился, чтобы поцеловать. Пусть в лоб, как ребенка, но это никак не умалило моего счастья.
– Ты пока не спи. Я к тебе Сергеевну пришлю. Скажешь ей, что надо купить, ага?
– Ага.
– И не стесняйся, Маш, а то знаю я тебя.
– Не буду.
Дверь за Покровским с тихим щелчком закрылась.
– Хорош у тебя свекор. Другой бы не стал возиться, – резюмировала лежащая на соседней койке тетка. А я и забыла, дурочка, что у нашего разговора были свидетели. Да не один! Вот так на меня Иван Сергеевич действовал. Все внутри трепетало. Сжималось, замирало мучительно. И к нему рвалось, оттесняя все ненужное.
– Машка! Мари-и-ия! – взвыла Сергеевна. – Ох ты ж бедовая девка! Ну?! Чего ты добилась? Говорила я тебе – сиди дома.
– Сергеевна! – рявкнул откуда-то из коридора Покровский. И оттого что он здесь, где-то неподалеку, хоть и не рядом, мне стало и легко, и сладко, и радостно. Ну какой же он… Как я без него?
– А что я? Как будто неправда. Ты давай, Машенька. Списочек мне диктуй.
Я растерялась, потому что не имела понятия, как надолго меня в больнице оставят. Попросила купить белье, ночнушку, халат. Тапочки и спортивный костюм на выписку. Тем и ограничилась. Лечение мне полагалось бесплатное. А то, что не покрывала страховка, вроде прокладок и всяких гигиенических штук, я сама купила в аптеке на деньги, что мне в свой следующий приезд оставил Иван Сергеевич. Вместе с новеньким телефоном. Смутилась я ужасно. Отказывалась, сколько хватало сил. Но Иван припечатал: «Для моего спокойствия ты, Мария, должна быть всегда на связи». И у меня не осталось ни единого возражения. Все их вытеснила странная, будто омывшая меня изнутри благость. Я теперь и слова поперек ему не могла вставить. В смысле – могла, но не хотела ему перечить. Он был старше, мудрее, опытнее. Рядом с ним так легко было оставаться слабой. Так легко и даже естественно.
А еще он мне цветы подарил. Впервые. Вот просто на следующий день заявился с огромным букетом, явно купленным в каком-то модном цветочном. Потому что были в нем и астры, и георгины, и хризантемы. А еще какие-то веточки и ягоды. В общем, прослеживался самый настоящий дизайн. В деревне у нас так не делали.
– Этот выкину. Он завял.
Я удивленно скосила взгляд на тумбочку, где стояла ваза. Еще утром я любовалась розами, что принес Паша, и не заметила никаких признаков увядания. Возмущенно открыла рот, чтобы остановить эту диверсию. И тут меня будто обухом по голове огрело. Да он же ревновал! Просто ревновал, и все. Обалдеть. С ума сойти!
В носу защипало…
– Ну вот. Так лучше, – заявил Покровский, безжалостно ломая стебли роз и запихивая их в корзину. – Да, по документам… Я тут поторопил наших. Ко вторнику обещали выдать новые. Твой лечащий сказал, что больше тебя здесь держать не станут. Будем тебя дома выхаживать.