Маленький лорд Фаунтлерой

— Сейчас мы начнем — и вам будет очень интересно, — говорил Фаунтлерой. — Вот видите, черные фишки будут ваши, а белые — мои. Это игроки: когда они обегут все поле, это считается один «круг», вот это «аут», положение вне игры, а это первая «база», это вторая и третья, а вот это «дом». Он с жаром все объяснял и показывал, что делает на поле каждый из игроков, после чего изобразил, как был перехвачен чрезвычайно трудный мяч в тот знаменательный день, когда он смотрел игру в обществе мистера Хоббса. Весело было смотреть на его крепкую ловкую фигурку, живые движения и беззаботное веселье.

Когда же наконец с объяснениями было покончено и они начали играть, графу все было не скучно. Его юный партнер с головой ушел в игру — он играл азартно и от души смеялся, когда «удар» ему удавался; впрочем, он так же радовался и удаче противника, особенно если игра шла вокруг «дома», так что играть с ним было одно удовольствие!

Если бы неделю назад кто-то сказал графу Доринкорту, что в это утро он забудет и о подагре и о дурном расположении духа, состязаясь с кудрявым мальчиком в игре черными и белыми фишками на ярко раскрашенной доске, он бы несомненно ответил резкостью. И все же так оно безусловно и было, потому что он очень удивился, когда дверь отворилась и Томас доложил о посетителе. Посетитель, пожилой господин в черном, был не кто иной, как приходский священник; открывшаяся ему удивительная сцена настолько его поразила, что он чуть не отступил назад, рискуя столкнуться с Томасом.

Достопочтенного мистера Мордонта всегда охватывала тоска, когда приходило время посетить его благородного патрона, обитавшего в замке. Его благородный патрон обычно делал все, что мог, чтобы эти визиты не доставляли священнику ни одной приятной минуты. Граф ненавидел церковь и благотворительность и приходил в ярость, когда узнавал, что кто-то из фермеров, живущих на его землях, осмеливался быть бедным, болеть и нуждаться в помощи. Если подагра особенно ему досаждала, он не колеблясь заявлял, что не желает, чтобы его беспокоили рассказами об их несчастьях; когда же боли стихали и он становился несколько терпимее, он порой давал священнику денег, но не иначе как наговорив ему при этом всяких грубостей и выбранив весь приход за леность и глупость. Впрочем, каково бы ни было настроение графа, он никогда не обходился без едких и оскорбительных речей, так что достопочтенный мистер Мордонт нередко жалел, что, будучи христианином, не может швырнуть в него чем-то тяжелым. За все те годы, что мистер Мордонт был священником в Доринкортском приходе, он не мог припомнить ни одного случая, когда граф помог кому-либо по собственному побуждению или позаботился о ком-то, кроме себя самого. Сегодня мистер Мордонт пришел для того, чтобы поговорить с графом о неотложном деле, и, идя к дому по аллее, он думал о том, что визит этот обещает быть особенно неприятным. Во-первых, он знал, что его сиятельство вот уже несколько дней мучает подагра, а потому он находится в таком отвратительном настроении, что слухи об этом дошли до деревни: одна молоденькая служанка рассказала об этом своей сестре, которая честно зарабатывала себе на пропитание, держа лавочку, где можно было купить нитки, иголки и леденцы, а также услышать последние новости. Миссис Диббл знала все о замке и его обитателях, о фермах и их обитателях и еще о деревне и ее жителях, а чего она не знала, то и знать-то было неинтересно. О замке ей было известно все до мельчайших подробностей, потому что ее сестра Джейн Шортс служила горничной в замке и находилась в близкой дружбе с Томасом.

— Его милость до того гневается, — говорила миссис Диббл, облокотясь о прилавок, — до того бранится, что мистер Томас сам нашей Джейн сказал: этого ни одна душа выдержать не может. Третьего дня он в самого мистера Томаса швырнул тарелку с тостами, и не будь в замке такое приятное общество в людской и все прочее, — мистер Томас там ни одного бы часа не остался!

Священнику все это было известно — на фермах любили посудачить о графе, этой черной овце в приходском стаде, и каждой доброй прихожанке приятно было поговорить о его грубом нраве, когда к ней приходили гости попить чайку.

А вторая причина для беспокойства священника была еще неприятнее, потому что она возникла недавно и все ее обсуждали с живейшим интересом.