Маленький лорд Фаунтлерой

— Нам не дозволено говорить то, что мы думаем, — отвечал тот; остальные же еще пуще развеселились.

Однако красивая молодая девушка — которую звали мисс Вивьен Херберт — привлекла к себе Седрика и стала при этом, если только это возможно, еще прелестнее.

— Лорд Фаунтлерой может говорить все, что угодно, и я ему весьма благодарна. Я уверена, что он говорит только то, что действительно думает.

И она поцеловала его.

— Я думаю, что вы красивее всех, кого я видел, — проговорил Фаунтлерой, прямо и с восхищением глядя на нее, — за исключением Дорогой. Конечно, Дорогую я ни с кем даже сравнить не могу. По-моему, она самая красивая на свете.

— Не сомневаюсь, что это так, — согласилась мисс Херберт. И она засмеялась и снова поцеловала его.

Большую часть вечера она не отпускала его от себя, и все, кто ее окружали, очень веселились. Седрик не знал, как это произошло, но скоро он уже рассказывал им об Америке — и о съезде республиканцев, и о мистере Хоббсе и Дике, а в заключение он с гордостью извлек из кармана красный шелковый платок, прощальный подарок Дика.

— Я его сегодня специально в карман положил, — сообщил он, — потому что знал, что у нас будут гости. Я думаю, Дику это было бы приятно.

И при этом он так серьезно и с такой любовью посмотрел на огромный пестрый платок, что никто не решился рассмеяться.

— Мне он нравится, — сказал Фаунтлерой, — потому что Дик мне друг.

Многие из приглашенных беседовали с Фаунтлероем, однако он, как и предвидел граф, никому не мешал. Он умел спокойно сидеть и слушать, что говорят остальные, и никому не был в тягость. Иногда он отходил к креслу деда и останавливался возле него или садился рядом на скамеечку, устремив на графа взгляд и с интересом слушая все, что тот говорит, и тогда легкая улыбка пробегала по лицам гостей. Раз он так близко стал к креслу, что почти прижался щекой к плечу графа, и тот, заметив, что все вокруг улыбаются, сам слегка улыбнулся. Он знал, что думали гости, и это его втайне забавляло — что ж, пусть смотрят, как он дружен с мальчиком, который, против всех ожиданий, не разделял общего мнения о нем.

Мистера Хэвишема ждали днем, но, как ни странно, он запаздывал. За все те годы, что он приезжал в замок Доринкорт, такого с ним еще никогда не случалось. Он явился, когда гости уже вставали, чтобы идти в столовую. Когда он подошел к графу, тот посмотрел на него с изумлением. Мистер Хэвишем, казалось, был чем-то взволнован или расстроен, его сухое умное лицо было бледно.

— Меня задержало, — произнес он тихо, обращаясь к графу, — необычайное… происшествие.

Все это было настолько не похоже на методичного старого адвоката, что сомнений не оставалось: он был чем-то очень обеспокоен. За обедом он почти ничего не ел, а когда к нему обращались, вздрагивал, словно мысли его были далеко. Когда же подали десерт, и в столовую вошел Фаунтлерой, он поглядел на него с тревогой и беспокойством. Фаунтлерой, заметив, что мистер Хэвишем бросает на него тревожные взгляды, удивился. Мистер Хэвишем был с ним в добрых отношениях и обычно при встрече улыбался ему.

Но в этот вечер адвокат забыл ему улыбнуться. Сказать по правде, он забыл обо всем, кроме того, что должен в тот же вечер сообщить графу неожиданное и неприятное известие, которое поразит его, словно гром среди ясного неба, и разом все переменит. Мистер Хэвишем смотрел на великолепные покои и блестящее общество, — которое собралось здесь в основном для того, чтобы поглядеть на мальчика с золотистыми волосами, стоящего возле кресла графа, — смотрел на гордого старика и улыбающегося лорда Фаунтлероя и чувствовал, что, несмотря на весь его опыт и твердость, почва уходит у него из-под ног. Какой ему предстояло нанести удар!

Мистер Хэвишем никак не мог дождаться конца обеда и все время сидел как во сне. Он заметил, что граф несколько раз с удивлением взглянул на него.

Наконец обед кончился и мужчины вышли в гостиную к дамам. Они увидели, что Фаунтлерой сидит на диване с мисс Вивьен Херберт, поразившей Лондон своей красотой, и смотрит вместе с ней фотографии. Он как раз благодарил ее, когда дверь в гостиную отворилась.

— Я очень признателен вам за то, что вы так добры ко мне, — говорил Фаунтлерой. — Я никогда раньше не бывал на званых вечерах, и мне было очень весело!

Ему было так весело, что, когда мужчины снова окружили мисс Херберт и принялись беседовать с ней, он слушал их смех и веселые речи и пытался понять их, но глаза его стали слипаться. Порой веки его и вовсе закрывались, но стоило мисс Херберт негромко рассмеяться, как он вздрагивал и на секунду снова открывал глаза. Он был уверен, что не заснет, но за спиной у него лежала большая желтая атласная подушка; голова его понемногу склонилась к ней, и он крепко уснул. Он лишь слегка приоткрыл глаза, когда, спустя целую вечность, кто-то тихонько его поцеловал. Это была мисс Вивьен Херберт, она собралась ехать и шепнула ему на прощанье:

— Спокойной ночи, маленький лорд Фаунтлерой! Счастливых сновидений!

Утром, конечно, Седрик не помнил, как он силился разлепить закрывавшиеся веки и сонно бормотал: