Маленький мальчик нашел пулемет

Есть женщины в русских селеньях

Антонина Тихоновна пустила первую слезу. «Все про нас, про нас прописано, Матрешенька… Мы такие, женщины в русских селеньях!» Бабушка Матрена Петровна от неё не отставала — она всхлипывала, сопереживая героям поэмы, и утирала слезы половой тряпкой. Той же самой, которой только что охаживала феномена-внука. К концу поэмы обе старушки рыдали в голос. А когда Сережа умолк, бросились обнимать и целовать его.

— Сереженька! — дрожащим голосом повторяла бабушка. — Да милый ты мой! Я тебя тряпкой! А ты такие стихи знаешь… Говори, специально для бабки выучил?

— Конечно, для тебя, Петровна! — с уверенностью заявила Тихоновна, продолжая висеть у Сережи на шее. — Ты ж наша умница!

— А стих-то хорош! — верещала бабушка. — Да длинный какой! Ну порадовал, так порадовал! Получше любого сериала будет! Правдивый, жизненный стих…

— Вот они какие дети сейчас развитые! — приговаривала Тихоновна и противоречила сама себе. — Да, не то, что мы… Что мы видели. Эх…

— Сереженька! — спохватилась бабушка. — Да ты ж до сих пор и не ел ничего! Сейчас я тебе соберу! Давай, садись за стол!

— Да не хочу я, ба… — затянул старую песню Сережа.

— Как это — «не хочу»? — удивилась бабушка, выставляя перед Сережей тарелку борща. — Стихотворение длинное читал, переутомился…

Пока бабушка Матрена хлопотала вокруг Сережи, её подруга незаметно испарилась из дома. А Сережа принялся есть, хоть и плотно обедал в научно-исследовательском институте. «Кстати, почему они меня не хватились раньше? — подумал Сережа, вспоминая, какие удивленные лица были у бабушки и Антонины Тихоновны. — Если бы меня долго не было, они б по всей деревне с собаками и милицией искали… А сколько я от дядьки бегал? Сутки? Больше? День кончался, ночь наступала. А они не хватились… Все понятно. Искаженная реальность. Там и время по-другому шло. А когда я обратно сюда попал, оно как бы склеилось. И здесь прошло всего ничего. Вон, и альбом с фотографиями до сих пор на октябрятах открыт, и чашки чайные… Ну и хорошо. Про мое приключение никто не узнает.»

— Сережа! — раздалось вдруг на весь дом. — А смотри-ка, что я тебе принесла!

На пороге стояла Антонина Тихоновна. В руках у неё была телескопическая удочка.

— Это тебе! Дарю! Так уж ты меня, старую, порадовал! Держи!

— Спасибо. — проговорил Сережа, получая удочку.

— Это где ж ты взяла, Тихоновна. — удивилась бабушка.

— Да это моего сына Алексея — бизнесмена. — ответила Тихоновна. Бери, Сереженька, а сын себе ещё купит! Ой, Матреша, я тут по дороге твоего соседа деда Ваню встретила. Ну и рассказала, как у тебя внук отличился! Так он сейчас придет! Очень уж хочет такого умненького мальчика послушать!

— Дедушка Ваня? — Сережа выронил удочку.

Но было уже поздно. Раздался стук, и в дом, громыхая хорошо знакомыми Сереже стоптанными ботинками, вошел дедушка Ваня с корзиной мелких скороспелых яблочек.

— Ну-ка, где тут великий артист? — весело спросил дедушка Ваня. — Здорово, сосед! Вот тебе гостинец. Что, порадуешь публику?

— Расскажи ещё раз, Сережа, не стесняйся. — попросила бабушка.

Она вывела чудо-внука на середину комнаты. Сережа покосился на дедушку Ваню, который смотрел на него с умилением, словно никогда не целился в него из обреза. И начал рассказывать свое спасительное заклинание.

Второе прослушивание поэмы прошло с неменьшим вниманием. Бабушки все так же плакали навзрыд, а дедушка Ваня то и дело качал головой и повторял: «Да… Бывает…»

Когда восторженные зрители наконец-то отпустили Сережу с концерта, он еле добрался до кровати, с трудом разделся и заполз под одеяло. За окном как раз стемнело, приближалась ночь. Засыпая, Сережа думал о том, что завтра в деревню приедут его родители, по которым он очень соскучился. Они привезут мобильный телефон, и Сережа обязательно позвонит с него в Москву Любочке домой. Как она там? Тоже, наверно, радует родственников, поэму рассказывает… Он представил себе Любочкину милую физиономию, широко раскрытые голубые глаза. И с ужасом подскочил на кровати! А вдруг все-таки сбудутся последние слова добренького дяденьки? И ему приснятся ночью её глаза? И не просто глаза, а круглые глазные яблоки с яркими голубыми зрачками! Висящие на ниточках жил — высоко, на ветке сосны…

Едва он это подумал, как, сквозь дробь дождя по оконному стеклу, кто-то тихонько, но настойчиво поскребся. А затем послышался тоненький голосочек:

— Эй, мальчик! Ты, главное, не забудь! Хи-хи-хи-хи….

Долго я буду видеть во сне
Ее голубые глаза на сосне!

— Что? Кто это?

— Приятных сновидений! — вновь раздался голосок. — Не забудь: глаза! На сосне-е!

— Ты где, гад? — бросился к окну Сережа.