Маленький незнакомец

На утреннем обходе я навестил шесть-семь пациентов, но о происшествии в Хандредс-Холле никто не заговаривал; однако слухи у нас распространялись быстро, и к вечернему приему зловещий рассказ об увечье Джиллиан уже курсировал по лавкам и пивным. Больной, которого я посетил вечером, правдиво изложил инцидент во всех деталях, но только в его версии девочку зашил не я, а Сили. Этот пациент страдал застарелым плевритом, и я делал все возможное, чтобы хворь не превратилась во что-нибудь более грозное. Однако условия, в которых он жил — тесный сырой домишко с каменным полом, — были против него, к тому же он, как большинство рабочих, без меры вкалывал и так же пил.

— Говорят, куска щеки как не бывало, — между приступами кашля поведал работяга. — И нос почти откушен. Вот вам эти собаки. Я всегда говорил: любая собака может загрызть. Не важно, какой породы. Любая.

Вспомнив разговор с Бейкер-Хайдом, я спросил, следует ли избавиться от пса. Нет, без тени раздумий ответил работяга. Коль все собаки кусачи, чего ж наказывать тварь за то, что ей на роду написано?

А как считают другие? Да все по-разному.

— Одни говорят, пса надо высечь, другие — пристрелить. Оно конечно, и семью следует взять в расчет.

— В смысле, Айресов?

— Нет, этих, хлебопеков[10]. — Работяга зашелся булькающим смехом.

— Но ведь хозяевам будет тяжело расстаться с собакой.

— Ничего, у них случались потери тяжельше. — Вновь закашлявшись, он сплюнул в холодный камин.

Его слова меня растревожили. И без того я весь день думал, какое настроение царит в Хандредс-Холле, а теперь, оказавшись поблизости, решил туда заглянуть.

Первый раз я явился без приглашения; опять лил сильный дождь, машину мою никто не слышал. Я дернул звонок и, не дожидаясь ответа, вошел в дом; меня встретил сам бедолага Плут: стуча когтями по мраморному полу, он вышел в вестибюль и вяло гавкнул. Наверное, пес чувствовал нависшую над ним беду: притихший и подавленный, он был совсем не похож на себя. Плут напомнил мне одну давнюю больную — пожилую учительшу, которая впала в маразм и разгуливала по улицам в тапочках и ночной сорочке. На секунду возникла мысль: может, и он оскудел рассудком? В конце концов, что я о нем знаю? Но когда я присел на корточки и потрепал его за уши, он стал прежним: дружелюбно разинул пасть, высунув меж желтоватых зубов чистый розовый язык.

— Натворил ты дел, псина, — тихо сказал я. — Где ж были твои мозги, парень? А?

— Кто здесь? — раздался из глубины дома голос миссис Айрес.

В сумраке коридора замаячил ее силуэт: она была в своем обычном темном платье и черной кашемировой шали с узором пейсли.

— Доктор Фарадей? — удивилась она, запахнув шаль. Ее сердцевидное лицо напряглось. — Что-то случилось?

— Я волновался за вас, — выпрямляясь, просто сказал я.

— Правда? — Лицо ее разгладилось. — Как мило с вашей стороны. Идемте, вам надо согреться. Нынче зябко, да?

По правде, было не так уж холодно, однако на пути в малую гостиную у меня создалось впечатление, что в доме, как и в погоде, что-то слегка, но определенно изменилось. Высокий коридор, где в летнюю жару веяло живительной прохладой и так легко дышалось, всего за два дождливых дня стал каким-то промозглым. В гостиной оконные шторы были задернуты, возле камина, в котором потрескивали хворост и еловые шишки, стояли кресла и диван, но они казались всего лишь островком света и тепла на неуютной шири потертого ковра в озерах тени. Видимо, одно кресло занимала миссис Айрес, в другом сидел Родерик, одетый в мешковатый летный свитер. Мы не встречались всего неделю, однако его нынешний вид меня обеспокоил. Он тоже недавно подстригся, и на фоне подголовника его лицо казалось ужасно худым. Увидев меня, он будто нахмурился и, помешкав, ухватился за подлокотники, собираясь встать и уступить мне место. Я махнул рукой, дескать, не надо, и прошел к дивану, где сидела Каролина. Плут улегся у моих ног, издав тот выразительный собачий вздох, что так удивительно похож на человечий.

Все молчали, никто даже не поздоровался. Каролина была скованна и угрюма; подобрав под себя ноги, она теребила шов на носке шерстяного чулка. Родерик нервно скручивал сигарету. Миссис Айрес поправила на плечах шаль и, опустившись в кресло, сказала:

— Надеюсь, доктор Фарадей, вы понимаете, что мы напрочь выбиты из колеи. Вы были в Стэндише? Умоляю, как там девочка?

— Насколько я знаю, ей лучше, — ответил я и, заметив непонимающий взгляд, добавил: — Я ее не видел. Теперь ее врач Джим Сили. Утром он был там.

— Сили? — переспросила миссис Айрес. Ее презрительный тон меня удивил, но потом я вспомнил, что отец Сили был врачом маленькой Сьюзен, ее умершей дочери. — С тем же успехом можно было позвать цирюльника Крауча. Что он говорит?

— Ничего особенного. Состояние девочки стабильное. Родители хотят отвезти ее в Лондон, как только она окрепнет.