Маленький нью-йоркский ублюдок

Раз и навсегда покидая аудиторию, я вышагивал в такт музыке с барабанным боем, звучавшей у меня в голове, — я слышал тысячи воображаемых симфоний в исполнении великолепных оркестров. «Непременно свалю отсюда», — бубнил я себе под нос. И все оборачивался, проверяя, не преследует ли меня кто. Похожая история произошла со мной как-то на одном занятии, и та жирная тварь, наш профессор, реально побежал за мной и полез в драку. Клянусь жизнью, это было на самом деле. Преподавательский состав Квинз-колледжа безупречен и высоко квалифицирован.

Выходя из корпуса, я опрокинул в холле парочку урн, и один из охранников погнался за мной с намерением задержать. Большинство охранников знало меня по имени, а этот не знал. Он был новеньким, и мне пришлось объяснить, куда именно я советую ему отправиться. Я глубоко презирал это место. Это был ужасный, отвратительный институт. Ладно, я вышел наружу и двинул в кафетерий.

Если честно, после того, что произошло, я немножко воодушевился. Для начала это дало мне возможность почувствовать уверенность и подпитать мое чувство юмора, но самое главное — вдохновило на самом деле бросить учебу и сдернуть из Нью-Йорка подальше от этих идиотов. А они, как вы уже заметили, были там повсюду. Но больше всего удручало и печалило то, что если бы я даже объяснил этому долбанутому профессору, что глубоко задумался, что у меня в голове были другие мысли, он все равно бы не понял. Некоторым нравится думать, что они святые. Некоторые забывают, что и они могут размечтаться среди бела дня. Совершенно неожиданно все вдруг стали святыми.

Светлая сторона этого происшествия была в том, что оно переполнило чашу моего терпения. Подало сигнал, что пора искать место получше. Да пошли они все, решил я. Пусть они задохнутся в клубах пыли, которую я подниму, уезжая. Хватит с меня их тухлой атмосферы, хватит отравлять мне мозги и принижать мое чувство собственного достоинства.

Пошло все к черту.

С такими мыслями в голове я перенаправил стопы в тренажерный зал. Мне нужно было зайти туда, чтобы забрать вещи из шкафчика. Там лежала пара моих любимых толстовок, и я хотел взять их оттуда прежде, чем эти мелкие диктаторы решат сорвать замок и забрать мои толстовки себе, любимым. Шкафчик у меня был лишь потому, что, как я уже докладывал, какое-то время назад я играл в теннисной команде и просто поленился от него избавиться.

Я постарался как можно незаметней пробраться в раздевалку. Не хотел наткнуться на нежелательных персонажей, чтобы не разозлиться еще больше. Хотя звал, конечно, что так и произойдет. Предопределено, как и в столовой. На самом деле я это понял, сразу как вошел, потому что всего через два ящика от моего стояло двое тупорылых бейсболистов, с которыми я был слегка знаком. Они стояли в одних защитных бандажах на своих причиндалах и выпендривались друг перед другом. Эта парочка занималась тем же, чем и остальные «классные парни» — они напрягали мышцы и хвастались, кто сколько раз отжался от скамейки. Словом, выказывали верные признаки умственной неполноценности. Не переношу подобного скудоумного трепа.

Только я вошел, они сразу меня заметили. Вероятно, я им помешал, и они сразу начали хвалиться передо мной, какой кому вчера сделали минет и как каждый планирует пробежать по десять кругов до базы в завтрашней игре. Я слишком спешил, чтобы выслушивать эту фигню, так что забрал толстовки и пулей вылетел оттуда. Я ненавидел этот спортзал и всех этих недоделанных долбанутых качков. Весь институт заполонили.

Когда я вышел на улицу, было все так же ветрено и холодно. День был вообще поганый, мне было еще минут пять до дома, а там уж начать паковать вещи. Мне до смерти надоело ходить по одному и тому же проторенному пути каждый день. Я ускорил шаг и стал разговаривать сам с собой, убивая время. В основном ругался, конечно. Бормотал непристойные и довольно неприятные пожелания в адрес кое-кого из отвратительного институтского народа. Я даже не обращал особого внимания на тех идиотов, что шли по улице, вместо этого пробежал оставшиеся несколько метров до дома бегом.

Мамы дома не было. Обычно она раньше шести с работы не возвращается. Так что я решил сразу же начать паковаться. Знал, что если затяну с этим делом до ее прихода, она непременно впадет в истерику и устроит драматическую сцену, чем собьет мне весь боевой настрой. Не то, чтобы я намеревался брать с собой тонну вещей, но все же не хотелось, чтобы меня потревожили во время сборов.