Кстати, сегодня Первое мая. Пусть и по старому стилю – ничего с этим стилем не поделаешь – такая уж эпоха на дворе. Насвинячусь нынче в кают-компании по поводу знакомого с детства праздника. Считай, год не причащался, даже с лишним. А терпелка у меня, между прочим, не железная.
Моим намерениям сбыться, увы, не было суждено. За ужином Степан Осипович поделился с нами своими планами, и сделалось мне жутко. Так я себе и не налил из заветного графинчика, да и остальные воздержались.
– Господа. Судя по всему, наше присутствие в этих водах препятствует каким-то планам неприятеля. Иначе они не снизошли бы до столь неуклюжей хитрости, как отправка послания на Высочайшее Имя через корабль, находящийся в крейсировании. Так что на эту ночь вручаю «Великого князя Константина» попечению любезнейшего Измаила Максимовича, а сам отправлюсь на «Чесме» с ответным визитом. И пару гостинцев работы Петра Семеновича не премину взять с собой.
Что читалось во взглядах офицеров? Вы не поверите! Зависть. Зеленые юнцы, что с них возьмешь?! Если по-хорошему, то в вылазку такого рода надо идти мне – свое я уже сделал. Понятно ведь, что сбили мы историю с пути истинного на скользкую неведомую дорожку. Значит, никаких английских кораблей в то время и в том месте, что показали в «Турецком гамбите», не будет. План свой я своими же руками уже разрушил и ни малейшими преимуществами послезнания более не обладаю.
Нет, про свое уже оставленное намерение потопить британцев я, конечно, никому ничего не сказал, а объяснил, что идти на вылазку в Босфор нужно тому, после кого останутся сыновья. И тут Иван Иванович Подъяпольский вынес на обсуждение свою кандидатуру, потому что наследником он уже обзавелся, в отличие от все еще неженатого Степана Осиповича. Короче, если кто бывал на собраниях членов кооператива, поймет, что тут у нас в кают-компании началось. Все, даже по-прежнему страдающий от ранения Сергей Петрович, принялись оспаривать свое несомненное право на участие в поистине безумном двадцатимильном прорыве через узкую кишку, которую можно перестрелить из винтовки. Макаров, кстати, слушал эти дебаты молча, даже с интересом. А потом вышел на палубу и некоторое время отдавал распоряжения.
Весенняя погода изменчива. Весь день дул западный ветер, разгоняя умеренную волну. Как раз такую, что нипочем крупным судам, но немилосердно раскачивает катера. Балла три – это не шторм. Так вот, как раз сейчас пошел дождь, скрывший от наших взоров все находящееся дальше кабельтова, и как будто придавил водяные холмы.
Как «Чесма» отыщет дорогу? Ума не приложу. Тем не менее Степан Осипович спокойно отвалил, и через считанные секунды его катер скрылся из виду. Корабль оставался в дрейфе где-то недалеко от входа в пролив, и офицеры заметно нервничали. Мое место было у трехдюймовки. По боевому расписанию я – подносчик снарядов. С тех пор, как израсходована торпеда – ну, та, в сулинской протоке, – обязанность срочно покидать корабль при возникновении опасности огневого контакта легла на плечи старшины той самой «Чесмы» – единственной вооруженной минным оружием боевой единицы. Впрочем, сейчас она везет последние две торпеды куда-то в южном направлении.
– Садись, Семеныч, в ногах правды нет, – Нилыч, заряжающий, приглашает меня в коридор входа в надстройку.
Кто-то приволок банкетку, сидя на которой мы поглядываем в открытую дверь, за которой одинокий наводчик в блестящем дождевике всматривается в непрозрачную мглу. Нигде не горит ни одного огонька, так что ничего не видно. На ощупь проверяю, как стоят укладки для снарядов, похожие на инструментальные ящики мастеровых – местная придумка.
В наше время это называлось «готовность номер один». Корабль способен начать стрельбу мгновенно. Сколько нам ждать в таком состоянии? До бухты Золотой Рог примерно два часа хода. Это если флот сейчас находится там. Ну, не все же ушли вверх по сулинской протоке! Так что раньше чем через четыре часа возвращения наших ждать бесполезно. Но, если не кривить душой, мы и сами залезли в распахнутую пасть, причем неглубоко. Как раз до того самого места, где расположены зубы – береговые батареи. Если бы не дождь и не темнота, сейчас вокруг нас ложились бы снаряды.
Очередной раз подивился тому, насколько тонко чувствует ситуацию наш командир. Тем не менее все напряженно всматриваются и вслушиваются через рупоры.
Наверное, прошло около часа и по цепочке расставленных вдоль корабля матросов прокатилось сообщение: «Был звук взрыва». Надо же, а до нас ничего не донеслось. Сидим, ждем. Слушаем.
Еще полчаса тревожного ожидания, и снова сообщение о звуке взрыва на юге. Непонятно, как это возможно различить в шелесте дождя? Тем не менее, если сигнальщик сказал, значит слышал. Нилыч сменил у орудия продрогшего наводчика. Слабый звук выстрела докатился откуда-то, и через несколько секунд ударила пушка с носа.
– Холостым стреляли. Не иначе дали сигнал, – Нилычу виднее, он снаружи.