Так возвращаюсь, собственно, к визиту. Как раз прибыл мой заказ с завода Берда, и Василий Фомич дождался сборки и проверки получившихся моторов. Он и раньше видывал подобное, но тут сказал, что получилось весьма убедительно.
Суетная выдалась зима. Хлопотная и весьма насыщенная. Довольно интересно было стоять у истоков электротехники как индустрии. Клеммы, рубильники, переключатели – это ведь целый мир, созданный поколениями людей. Кто-нибудь помнит диаметр штыря электрической вилки? Или расстояние между этими штырями? А конструкцию тумблера себе представляет?
Ну а я помню все размерные ряды – сразу их и применил. Разработал некоторый ряд электрических реле. Благо силами завода Берда все это по моим эскизам изготавливалось и мне для проверок переправлялось. А может, на другом заводе это делали – я не знаю. Отписывал всегда Александровскому.
Он прислал мне фотоувеличительную аппаратуру, камеру, химикаты и прекрасного лаборанта. И я приступил к созиданию низковольтных радиоламп с холодным катодом методами литографии – то есть сформировал сразу целую кучу активных элементов на одной подложке. Если кто уже догадался, какой результат у меня получился – поймет, что после длительных упорных трудов я крепко насвинячился от горя. И все отчего? Не подумал, что желатин в жизни не удержит вакуум, как и другие современные мне диэлектрики, из которых можно формировать тонкие слои. Если кто-то подумает, что это был не единственный мой просчет, спорить не стану. Сам не разбирался, да и не в чем было разбираться – детище мое совсем не работало.
Браться за настоящие радиолампы я даже не помышлял – знаю, что такое техника для создания высокого вакуума. Спросите, почему я не заморачивался этим раньше? Так для микронных зазоров откачаться до значения, при котором электрон не столкнется с молекулой газа – плевое дело. А вот если речь идет хотя бы о миллиметрах – тогда ой!
За зиму Игнат научился не ставить клякс в тетрадках, Зиновий окончательно уговорил мою падчерицу Оленьку, и они подали заявле… тьфу, помолвились. Весной Манька родила козочку, которую стали растить на продажу. Дуняша – жена моя, а я сделал из нее честную женщину, то есть мы расписа… обвенчались, конечно, выглядела одухотворенно, и мне подумалось, что как бы не к прибавлению в семействе дело. Она-то еще вполне. Ну, а на мой вкус, дети – всегда кстати.
Сам я сделался несколько рассеянным, потому что, с одной стороны, возможности моей лаборатории к этому моменту были весьма впечатляющими. С другой – я представления не имел, зачем это все нужно. Ну да, как бы без особой выгоды для меня в головы современников перекочевали кое-какие мои познания. Но с другой – их там еще до фига, в большинстве своем никому нынче не нужных. И мне их вовсе не жаль для соотечественников, потому что живу я как у Христа за пазухой, и Игната после весенних испытаний обещали перевести в третий класс, если он кое-что подтянет к осени. Список «задолженностей», должен признаться, поверг меня в уныние, но сын смотрел на него более оптимистично.
Сегодня мы выбрались на рыбалку, а то ласточка наша совсем заскучала. Проконопатили, понимаешь, просмолили и бросили на берегу. Нельзя так обходиться с парусным суденышком. Оно любит море и ветер.
– Петр Семенович! – Не, ну мы с Игнатом только ноги напрягли, чтобы столкнуть лодку, и тут такое!
– Слушаю вас внимательно, Михаил Львович.
– Сан Саныч просил вас прибыть к нему не мешкая.
– Пап, я управлюсь, ступай, – сынок впервые «проговорился», что отцом считает.
– Игнат Алексеич! На вас это приглашение тоже распространяется, – жандарм все-таки молодец – сразу все расставил по местам и ни капельки над нами не измывается.
– Ну-ка, братцы, взяли! – И откуда здесь сразу столько народу? Миг – и ласточка на суше. Стоит на паре подкладок, как на выставке. Уже и брезент поверх нее растянули. Дождется нашего возвращения, надеюсь.
Итак, нас с сыном вызывают. Поспешно. Слово «срочно» в обиход еще не вошло, да и не вполне оно отражает действительное положение вещей. Бежим домой переодеваться. Во как! Цесаревич желает видеть, причем экстренно, вольнодумца и гимназиста не пойми какого класса.
Поехали.
Следовали мы первым классом. Я одет был в статское платье, а Игнат – гимназистом. Поезд делал частые длительные остановки, во время которых можно было без торопливости перекусить в станционных буфетах. Да и на перегонах катил с весьма умеренной скоростью. Так что дорога заняла несколько дней. Потом сопровождавший нас Михаил Львович предложил пересесть в самую настоящую карету, что дожидалась у вокзала, и приехали мы в Павловский дворец. Тут нас и поселили. Меня устроили в кабинете за столом, на котором лежала куча толстых папок и записка от Сан Саныча, в которой он просил все это просмотреть и сделать заключение.