Маленький памятник эпохе прозы

Новому электронному красавцу был выделен в большой комнате целый угол, куплены специальный столик и модем. Интернет мне установил и наладил тоже один из наших компьютерщиков, приехавший в выходной день, за что я его щедро отблагодарила. И я начала свой большой поход в виртуальность.

Кто помнит интернет по телефонным карточкам? Ах, какой он был медленный и тупой! И всё равно чудо.

На работе это чудо работало в тысячу раз быстрее, и у меня разбежались глаза. Никакие компьютерные игрушки не были больше нужны. Информация! Самый сильный наркотик, от которого стремительно развивается тяжелейшая в мире зависимость. Куда там водке или марихуане! Интернет в рабочих паузах заменил всё – и кроссворды, и наблюдения за людьми, и общение с Ниной Сергеевной. В любую свободную минуту я бросалась туда, в чёртов омут любой информации, засосавший в себя всю нашу прежнюю жизнь и выплюнувший обратно что-то совершенно новое, другое. Но мы этого ещё не понимали, не осознавали, а просто получали удовольствие.

Первые чаты, первые случайные общения с незнакомыми людьми, находящимися за тысячи километров – и от восторга с грохотом уезжала крыша.

«Как мы жили без этого?» – придёт в голову вопрос пару лет спустя. А ведь жили и не скучали. Но его величество интернет будто обесценил всё прежнее времяпрепровождение и любые развлечения, заявив гордо и уверенно: «До меня вы не жили! Разве ж то была жизнь?»

Нам с Людкой больше не нужен был телефон – у нас обеих появились электронные почты. Разумеется, в письме я подробно рассказала Людке о грустном – про последнюю встречу с Мариной.

Вот что ответила Люда:

«Что-то невообразимое… я в шоке. Но мне хочется верить, это какое-то временное помутнение рассудка, и оно пройдёт. Это ж наша Маринка! А ты бываешь нетерпима, подружка, ты знаешь. Может, вы как-то неверно друг друга поняли. Я верю, хочу верить, что всё изменится и вернётся к норме. Маринка опомнится, а ты перестанешь злиться. Нет-нет, я тебя не сужу ни в коем случае! И не осуждаю! Просто очень хочется оставить Марине шанс. Не верю, что это навсегда».

Я немного обиделась и написала даже не письмо, а записку:

«Ты слишком давно её не видела и не общалась с ней. Она очень изменилась. Впрочем, если хочешь верить в лучшее, то я «за». Только скажи мне: почему ты сама за последние года полтора ни разу ей не звонила?»

Люда: «Белка! Честно? Боюсь. Боюсь, что разговор не так пойдёт. Что на Лёшеньку нарвусь. Непоняток между нами боюсь».

Я: «Вот видишь. Ты сама всё сказала».

В начале весны мы с Полинкой сговорились съездить вместе на майские в Париж. Я во второй раз, она в первый. Для подруги я выступала в роли гида, поскольку уже знала, куда и в какой последовательности лучше идти, как распланировать дни и маршрут, и дико радовалась её аханьям и восхищению.

Всего семь дней, но какая феерическая выдалась неделя! Поселились мы в самом центре города в маленькой гостинице с крохотными, но дорогими номерами только лишь за своё расположение – девятый квартал, из окна мы видели Фоли-Бержер и до любой достопримечательности на своих ногах доходили пешком и довольно быстро.

Спали часов по пять-шесть, не больше, потому что вскакивали с утра в семь, скоренько принимали душ и, съев континентальный завтрак в маленьком лобби на три столика, неслись смотреть, смотреть, смотреть. Возвращались обратно за полночь. Поэтому, наверное, не совру, если скажу, что посмотрели всё, что хотели. И побывали на шоу в Мулен Руж, куда я снова пришла, как в старое, знакомое место.

Несколько раз мы удирали от весьма галантных, но ужасно навязчивых молодых французов, желавших познакомиться.

– Почему мы убегаем? – запыхавшись, удивлённо спрашивала я Полину при очередном побеге. – Как-то не в твоём стиле.

– Тебе приспичило? Мне даже минутки жалко здесь потратить на мужиков!

– Так я только рада, просто тебя не узнаю. Париж на тебя действует благотворно, вопреки его репутации, – и мы хохотали, в очередной раз оторвавшись от, чего греха таить, очень симпатичного «хвоста».

И опять Париж вызывал у меня ощущения дежа вю – в тех местах, где я в прошлый раз не бывала! Но… бывала раньше. Я точно была вот тут и прекрасно знаю этот ничем не приметный дом!      Да-да, ура, совершенно точно, что мы живём не один раз! Со смертью мозг – средоточие нашей личности, безусловно умирает. Но что-то, чему нет ни объяснения, ни описания остаётся и продолжает свой путь. Может, какая-то электрическая, магнитная, электронная… биофизическая… не знаю, какая волна выходит из умирающего тела, а в ней, в волне этой, остаётся отпечаток сущности уходящей личности. Не вся она, не полностью, но слепок того, что было самым главным в человеке. И потом эта волна попадает в новорожденного…