Маленький памятник эпохе прозы

Потом читала, что именно в Париже подобные ощущения – дежа вю и про прошлые жизни – возникали у множества людей и до меня. Такой волшебный город, этот Париж. А, может, только он по какому-то странному закону мироздания открывает самые сокровенные его тайны. Так ему назначено, такой выпал жребий столице Франции. Впрочем, если честно, то что-то подобное я испытывала и в Риме, и в Мадриде, и в Барселоне, и даже в совсем другом по духу Лондоне. Особенно в Лондоне! В него я попаду, когда буду уже куда старше и опытнее, а ощущения испытаю те же, что в Париже.

Так что не в городах дело, а в моём воображении, в огромной увлечённости с самого детства европейским искусством и литературой. Я «видела» это всё, читая Диккенса и Стендаля, Памелу Джонсон и Франсуазу Саган, а уж если смотрела кино, где показывали европейские города, то боялась моргнуть, чтобы ничего не пропустить.

Интернет, общение с Людкой, поездка с Полиной меня так увлекли, что я не сразу обратила внимания, как Вера дважды отказалась от наших встреч и прогулок, ссылаясь то на усталость, то на простуду.

Вернувшись из Парижа в середине мая, следующим же вечером после работы я позвонила Вере узнать, когда она планирует выезд на дачу, чтобы помочь им при переезде. Уже дважды я принимала участие в «эвакуации», как, смеясь, называла переезд Алла Андреевна, потому что перевезти весь скарб и малыша впридачу двум женщинам адски тяжело. Подруга собиралась снимать ту же избушку на курьих ножках, что и в прошлом году – они ещё в том августе договорились с хозяйкой насчёт следующего лета, потому что взаимно друг другу понравились.

Прошлым летом почти каждые выходные я проводила у Веры, в их уютном мирке, который они умело создавали даже на чужой территории, состоявшей из двух крохотных комнаток и веранды. Это была задняя часть большого хозяйского дома, но со своим собственным входом, высоким крыльцом и двориком. Во дворе росли рябины, молодой дубок, кусты смородины, стоял вкопанный в землю небольшой деревянный столик с двумя скамеечками. Вот там-то тёплыми июльскими вечерами мы устраивали чаепитие под открытым небом. Алла Андреевна пекла яблочный пирог, мы с Верой привозили из Москвы всякие вкусности. Виталик постоянно мельтешил – бегал туда-сюда, то к нам, то к друзьям с соседских дач. Детский гомон звучал постоянно, и от него становилось спокойно и умиротворённо, что ли.

Пахло родным летним Подмосковьем, где-то слышался перестук колёс электричек: наша неизменная, вечная российская летняя жизнь, описанная Чеховым, Горьким, прозаическая донельзя и одновременно романтическая до умиления.

Мои летние радости.

Буря кроет

– Вера уже спит, – глухо сказала Алла Андреевна. – Позвоните, Белочка, завтра, пожалуйста.

Я с удивлением посмотрела на часы – всего без пяти восемь. И голос у Вериной мамы странный. Вдруг с Виталиком что?

– Алла Андреевна, у вас всё в порядке? Все здоровы?

Несколько секунд она молчала, и за эти мгновения я успела подумать о детских болезнях, о несчастных случаях, о том, что сама Алла Андреевна, возможно, сдаёт – возраст же.

– Нет… Вера болеет.

– Простудилась? Грипп?

– Нет. Всё серьёзней, – я услышала, что она плачет. Меня накрыло волной такой сильной паники, что болезненно свело желудок и прошиб пот.

– Что? Что? – только и могла бездарно «чтокать» я, боясь услышать ответ.

– Лейкоз… – прошептала сквозь слёзы Алла Андреевна.

Оказывается, с некоторых пор (с каких и почему я не знала, как посмела не знать?) Вера неважно себя чувствовала и списывала своё самочувствие на усталость и весенний авитаминоз, уповала на лето, тепло и целительность свежего подмосковного воздуха. Отпуск планировала в этом году взять пораньше.

Заканчивался апрель, тепло уверенно вытесняло весеннюю промозглость, солнышко светило всё ярче, но в тот день, когда нужно было ехать на ту самую дачу и окончательно договариваться с хозяйкой, Вера поняла, что никуда поехать не сможет. От слабости у неё дрожали колени.

– Мам, я просто не доеду, – испуганно призналась она Алле Андреевне. Вера была бледна, и её знобило. Безо всяких признаков простуды или гриппа. В тот день они поняли, что происходит что-то куда более серьёзное, чем авитаминоз.

Дальше началась муторная катавасия: походы по врачам, бесконечные сдачи анализов, проверки и перепроверки. Пока что полная неясность, всё под вопросом. «Под вопросом» – это когда в истории болезни написан страшный диагноз, но после него спасительной надеждой красуется большой вопросительный знак. Обо всём этом Алла Андреевна поведала мне по телефону тихим, иногда срывающимся на всхлипы голосом.

– И что теперь?

– Теперь мы записаны в очень хорошую клинику к лучшему специалисту… так говорят. Но к нему очередь, хотя это и дорого, поэтому ждём.

– И когда?

– Через три недели.

– Вера ходит на работу?

– Что ты… она на больничном. У неё совсем нет сил. Плохо ест. Я так надеюсь на ошибку! А Виталик ничего не понимает, каждый день спрашивает, почему мама никак не выздоравливает, я должна держать лицо и успокаивать его, врать, – она совсем расклеилась и беззвучно зарыдала в трубку.