Маленький памятник эпохе прозы

Мы ужинали, и я, сытая зомби, опять топала в свою комнату и бухалась в неубранную ни разу за семь дней постель.

И, как оказалось, мне действительно надо было просто отдохнуть. Отоспаться и отлежать бока. К концу недели я почувствовала, как что-то меняется в моей голове, проясняется, что ли. Моему телу захотелось движения, разуму – работы. Я соскучилась по свежему воздуху, по людям и даже по уличному шуму. Я пришла в себя.

И когда закончился мой неожиданный отпуск, то с энтузиазмом вышла на работу и полностью в неё погрузилась – на радость коллегам и начальству. Всё-таки им меня не хватало.

Только вот зарплата теперь стала обидной – у всех, разумеется. Каждый раз, получая в бухгалтерии деньги, я грустно вздыхала, вспоминая былое.

– Всё-таки, думаю, тебе надо уезжать, – мама не прекращала доставать меня темой отъезда. Особенно в дни зарплаты.

– Только с тобой.

– Ты заставишь меня жалеть, что я живу, – угрожающе произносила мама.

– Я это сто раз уже слышала. Когда тебе надоест?

– Здесь ненадёжно, всё зыбко, – мама меняла тон на жалобный. – Мне очень тревожно за тебя, из-за этого болит сердце.

Опять шантаж.

Я стремительно уходила в свою комнату, хлопнув дверью.

Утро сурка, день сурка, вечер сурка.

Я – сурок.

Накануне миллениума

Вот и наступил 1999 год.

Когда я получила по «мылу» весёлое поздравление с Новым годом от Люды, то коротко поблагодарила её и сообщила про Веру. В тот же вечер от подруги пришло письмо: «Белочка, родная! Я всё понимаю и хочу тебя обнять! Ужасно сожалею о Вере! Это так печально… Когда захочешь, когда сможешь, напиши. Я каждый день проверяю почту.

Люда»

Девяносто девятый год. Последний уходящего века. Вокруг яростно спорили – последний или предпоследний? Когда начинается следующий – в нулевом году или в первом? И вообще – что случится, когда во всех компьютерах обнулится дата – ошибка 2000? О-о-о, нас ждёт катастрофа, коллапс, нечто невообразимое – ошибка 2000! Готовимся, ждём, старательно пугаем друг друга. Смешные люди!

И мама, и я продолжали трудиться там же, где и раньше, только совсем с другим «вознаграждением». Разница с «раньше» существенная, раза в четыре. Конечно, мы не голодали, но ресторанное «правило правой руки» при покупках чего бы то ни было пришлось заменить на «правило левой руки»: теперь мы жили с оглядкой на день завтрашний и, если строили планы, то неуверенно и робко.

Вообще-то я старалась свести любые «денежные» разговоры на нет, потому что они всегда заканчивались одинаково:

– Тебе нужно уезжать отсюда.

О, боже-боже!

На работе всё устаканилось, пришло в норму. Вернее, я пришла в норму. Конечно, если бы не тётя Мотя, меня успели бы уволить. Не те времена стояли на дворе, чтобы вникать в душевные муки сотрудников.

Мы здорово сблизились с Ниной Сергеевной. Отныне всегда ходили вместе обедать, с работы до метро шли вдвоём и много-много разговаривали. В сущности, это было единственное время, когда она могла отвести душу, поболтать и расслабиться. Дома не получалось, как я поняла из её рассказов про хмурого мужа и ленивых сыновей. Понятно, что пенять на детей – последнее дело, ведь они продукт твоего воспитания, значит, ты сам и накосячил. Нина ни разу не сказала дурного слова про своих лоботрясов. Только вздыхала и отводила глаза. Три обиженных на жизнь мужчины в одном доме – что может быть тяжелее и противнее? Это я так грубо о них говорю, Н. С. ничего подобного себе не позволяла.

– Что-то я делала неправильно. Думаю об этом постоянно, вспоминаю, ищу, где ошиблась, в чём?

– Вообще-то вы не в одиночку их растили, был ещё отец.

– Ну, он всегда был недоволен жизнью, сколько я его помню. С молодости это «мне недодали, а вот у других…».

– Зачем же замуж за такого?

– Я ж рассказывала: мне необходимо было убежать от нелюбящих меня людей, которых я раздражала. Задыхалась я от этой нелюбви, умирала! Он, наверное, был первым, кто мне какое-то нежное слово сказал, типа «А ты симпатичная и милая!». Всё! Этого хватило.

Вскоре мы с Ниной по её просьбе перешли на «ты»:

– Неуютно ощущать себя дамой преклонных лет, – смеялась она. – Достаточно рядом с тобой находиться, чтобы об этом помнить. Давай без отчеств!

Надо сказать, мне это не сразу далось. Всё же она была на двадцать с лишним лет старше меня.

Дружба у нас завязалась чисто служебная, потому что Нина, разумеется, не могла позволить себе просто прогуляться, сходить в кино или приехать ко мне в гости: в режиме 7/24 она обслуживала капризных мужиков. Конечно, мне безумно хотелось высказать своё бесценное мнение, даже требование – перестань, брось, пошли их на…, прекрати это обслуживание! Но я не смела – с какой стати? Кто я такая, чтобы давать советы немолодой женщине с незаладившейся судьбой? И что я предложу ей взамен? То-то. Я и помалкивала, иногда поскрипывая зубами от злости, когда она в очередной раз между делом упоминала, как накануне эти три придурка (моё слово, не её!) скривили морды на приготовленные ею голубцы. Видите ли, слишком много риса.