Маленький памятник эпохе прозы

– Немного. Первая – официальная и не шибко опасная для власти, вторая – куда хуже для неё.

– Примерно так, – кивнула Полина. – Для системной существует Дума, в которую очень даже неплохо попасть.

– Тимур метит?

– Очевидно.

– А ты?

– Да куда уж мне! Наша партия теряет… впрочем, ещё раз – давай о другом! Неужели тебе интересно?

– Не очень, – призналась я. – Тогда о чём? О снах, о книгах? И чёрт меня попутал крикнуть «Привет!» – негромко напела я одну из любимых песен нашей ранней юности. Полинка подхватила:

– Как жизнь? Не то, чтоб очень гладко, но, в общем, знаешь, всё в порядке, без бед.

И дальше мы дуэтом негромко, но ладно и музыкально:

– Дела отлично, как обычно. А с личным… ну вот только с личным – привет.

Какие-то парни, шедшие навстречу зааплодировали:

– Бис, девчонки!

Мы расхохотались и пошли в ближайшее кафе, где поболтали о всяком неважном и необязательном, не касаясь больше болючих тем – политики, Веры, Тимура…

Странно. Но, когда в скором времени Поля, бросив взгляд на часы, озабоченно произнесла «всё, уже опаздываю», и мы расстались, у меня не осталось ощущения, что я встретилась с близким человеком и мне от этого хорошо и приятно на душе, что я буду теперь мечтать о следующей встрече. Скорее, подумалось прямо противоположное: можно поставить галочку – повидались. Я честно пыталась понять, что между нами не так? Ну, не взрослый же вид Полины, не её солидность, в самом деле, смутили и оттолкнули меня?

Мы были близки много лет, с самого первого курса института. Я видела в ней такую же подругу, как в моих Малюдках. Нам бывало удивительно хорошо вместе, и всегда находилось, о чём поговорить без всякого напряга. После окончания института мы не потерялись, встречались, вместе развлекались, и уж точно я всегда бывала у неё на дне рождения. И мы обе обожали пьесу «Странная миссис Сэвидж».

Могли ли большие перерывы в общении сказаться на отношениях? Мне кажется, что зависимость бывает обратной: у людей что-то ломается в отношениях, и они перестают встречаться.

А можно просто жить, не заморачиваясь из-за всего на свете? Можно принимать реальность, как данность, не анализируя её? Почему-то у меня не выходит. Мне совершенно не нравится терять друзей, которых остаётся всё меньше. Людка за тридевять земель, Марина вообще в другом измерении нынче находится, Вера умерла. Я обязана разобраться, что не так, чтобы не потерять Полину.

Не так с ней или со мной?

Позже стало понятно, что я просто мало знала, а Полина не была со мной откровенна. А вот моя интуиция работала на самых мощных оборотах, и я вовсе не параноик. Выяснится это довольно скоро, но пока я оставалась в неприятном недоумении, которым поделилась с Людой.

– Скажу откровенно, Белочка. Меня настораживают люди, которые идут в политику. Мне кажется, им нельзя ни верить, ни доверять. Это такой особый тип личности. Поэтому я не очень удивлена.

– А что плохого в политике? Она же у нас прогрессивная девушка, борется за демократию. То есть, за наши интересы.

– Не могу внятно объяснить, но инстинктивно держусь от сильно политизированных граждан подальше. Слава богу, тут у нас совсем немного чокнутых, а те, которые есть, на самом деле идут в политику и отдаляются от нас в свой мир. Может, это и правильно.

– Она мой друг! Мне не хочется её терять!

– Понимаю ещё как. Думаю, скоро всё разрешится и станет понятно.

Кто-то ещё станет спорить, что Людка – самая умная девушка на свете? Оказалась права на сто процентов.

Потом было лето, отпуск, сначала у меня, потом у мамы. Мы обе провели его дома, потому что не до жиру, я решила в этом году сэкономить и никуда не ездить. Не то чтобы средств не хватило бы, но испуг из-за прошлогоднего августа всё ещё не прошёл. Жизнь устаканилась, мы приспособились, а страх внезапной потери денег, ужас перед вплотную подступившей ни с того, ни с сего бедностью навсегда поселились в душе и хватали за сердце, стоило подумать о «лишних» тратах. В конце концов, можно годик никуда далеко не ездить, подумаешь!

– Ну вот, – огорчилась мама, узнав о моём решении. – Начинается. Талдычу же – уезжай в нормальную страну, здесь так и будет всегда, уверяю тебя! Только начнёшь жить по-человечески, так они обязательно что-нибудь устроят – войну, революцию, дефолт, ещё какую гадость. Не будет тут жизни, уезжай!

Я демонстративно встала и вышла из комнаты.

– Ты знаешь моё условие.

– У меня нет сил на это, – крикнула мама вслед. А я красноречиво молчала, не произнесла больше ни слова, показывая, что разговор окончен.

Весь свой отпуск мама просидела дома, перечитывая книги, в основном классику, и получала от этого огромное удовольствие. Когда я приходила с работы, то заставала её довольную и умиротворённую.

– Перечитываю Тургенева, Гончарова, Гоголя. Кое-что аж со школы в руки не брала. А зря. Давно надо было перечитать не по необходимости, как тогда, а просто так. Совсем другое дело! Например, ты не поверишь! «Отцы и дети».

– Ты серьёзно, что ли? – удивлялась я, ещё помнившая тошнотворный разбор Тургенева на уроках литературы.