Полина же мне друг? Друг. Ещё какой! А друг вправе знать правду. И я, не меняя выражения лица и по-чеширски улыбаясь, рассказала, наконец, поклоннице своего таланта историю до конца. Пояснив, что стихов у меня больше нет и не будет. И очень-очень попросила впредь никогда не устраивать подобных чтений. И умоляла закрыть тему навсегда.
Наверное, была убедительна. Поля, как сама деликатность, сроду больше не возникала с моими стихами, более того, ограждала от колючих (для меня) вопросов случайных людей про "творчество".
- Отстаньте от человека! - возмущалась она. - Захочет - покажет стихи, если автор этого не делает, значит, не желает. Что за люди, кто вас воспитывал?
Пристыженные любопытствующие всегда смущённо ретировались.
Иногда мы с ней встречались в выходные, в хорошую погоду много гуляли по московским скверикам в Центре. Она читала наизусть Ахматову. Хорошо читала! Если честно, то куда лучше, чем декламировала стихи начинающая артистка Маринка. Впрочем, может во ВГИКе её всё же научат?
А вот Полинкина политизированность иногда казалась мне чересчур нездоровой, что ли. С малолетства борец с режимом - нормально ли это? Может, и да. Она ведь из семьи советских интеллигентов - кухонных диссидентов, капитально заморочивших голову дочери. С одной стороны, всё правильно: ненависть к тирании, безусловный приоритет свободы слова и выбора, демократия - наш рулевой... Но проблема в том, что Поля, в итоге, отказывалась в принципе мириться с неидеальностью окружающего мира: её родина, Россия, должна была, обязана стать "нормальной, демократической страной", и только на таких условиях Ивашкевич обещала угомониться... может быть.
- Так ведь идеала нет и быть не может, - пыталась я втолковать подруге. - В тех же Штатах или в Европе проблем выше крыши! А если и у нас не будет всё хорошо, ты так и останешься на баррикадах до пенсии?
- Ой, да нам до Штатов или до Европы не доползти ещё сто лет! - отвечала Поля.
- А что тебе сейчас не так, чего не хватает? - удивлялась я. - Свободу, по-моему, можно половником черпать - говори, что хочешь, делай, что хочешь...
- Сейчас - да, но это должно быть закреплено, понимаешь? - горячилась Ивашкевич. - Новая конституция, новые правила - всё должно стать писаным законом, на бумаге, чтобы уже никогда в жизни не развернуть этот корабль с нормального курса!
О, наивность! "Не развернуть". Да хоть не просто на бумаге, а на скрижалях или на электронных носителях закрепить и по пять раз для надёжности! И что? Надо будет - развернут в любую сторону и в самый неожиданный момент. Собственно, что и произошло. При всех правильно оформленных "бумагах".
Но много лет назад, помнится, я выразилась метафорически, просто чтобы сказать красиво, ничего конкретного в виду не имея:
- Бумага легко горит. И быстро.
Провидица хренова!
Страстная Полина натура проявлялась не только в политической активности: она крутила недолгие романы направо-налево, бешено, по-карменовски. Как только немного утихала утолённая страсть, Полине становилось тягостно, скучно, и она старательно искала любой повод закончить отношения. В сущности, она была бы вполне счастливым и благополучным человеком, если бы не вечная "боль за родину", не постоянный политический стресс. И это беспокоило. Я всерьёз волновалась, что однажды она влипнет в историю. Хорошо, если жива останется.
Тем временем Малюдки взревновали меня!
- Как там твоя Фанни Каплан? - вредным голосом спрашивала Маринка, когда мы встречались, гуляли или сидели в кафе.
- Господь с тобой, за что ты её так? - смеялась я. - Она не террористка.
- Ну, Инесса Арманд или Клара Цеткин! Ты ж сразу поняла, о ком я!
- Она отличная девчонка, чего ты?
Тут фыркала Людка.
- Ага. "Свобода на баррикадах", ей пойдёт топлес с таким бюстом.
- Девки, вы что злые такие?
А они просто ревновали, зная о моей новой привязанности. Ведь я пыталась их всех подружить, но увы.
Студенческая тусовка, гуляния, посиделки, киношки, кафешки... Всё, как у всех в этом возрасте. В нашей компании любимой песней для исполнения хором была "В пещере каменной нашли напёрсток водки...". Приличные, благополучные будущие писатели, поэты и прочие литераторы громко распевали про водку и закуску, чаще всего почти совсем трезвыми, просто переполненными жизнью и энергией до лёгкого опьянения.
- Пили? - выкрикивал Тимур, бряцая на гитаре.
- Пили! - стройным хором отвечали мы.
- Ели?
- Ели!
- Хватит?
- Мало! Мало!
И дальше все вместе в полном восторге:
- Мало водки, мало водки, мало водки, мало водки и закуски тоже не хватало на всех!
Однажды, когда мы распевали эти дурацкие куплеты дома у Полины, вдруг приоткрылась дверь и появилась печальное лицо её мамы:
- Я думала услышать Окуджаву... - грустно сказала она, а мы заржали.
- Мама! - строго сказала Поля, и дверь закрылась.
Было хорошо, только мне всё равно вечно не хватало моих Малюдок.
Дружбы мои незабываемые!
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА С МАМОЙ ПРО ДЕМОНА
За окном тьма, скоро полночь, мама включила торшер возле дивана. Фимка дрыхнет. Я умничаю.