Маленький памятник Эпохе прозы

- Конечно, - согласилась я. - В таком случае, от тебя ожидается шедевр, - в моих словах не было никакого подвоха, я верила в то, что Вера пишет нечто эпохальное. - Ты так тщательно и медленно работаешь, а писать умеешь, я знаю. Значит... Вер, я хочу быть первой... ну, в крайнем случае, второй, кто прочитает, когда ты закончишь. Хочу этим городиться и хвастаться!

- Ты будешь первой, - пообещала Вера. - Твоему вкусу я доверяю. Кроме того, в сюжете немало про твоих сверстников... ты поправишь, в случае чего.

- Сегодня март девяносто седьмого года! - торжественно как бы объявила я несуществующей толпе - мы прогуливались в центре по скверу, март был ещё прохладный и зябкий, вечерело, и никого вокруг не было. - Запомните эту дату, товарищи! Именно мне обещали дать на чтение первый гениальный роман великой писательницы конца второго тысячелетия Веры Леоновой! Запомните это имя - после прочтения её произведения вы забудете все остальные имена, даже такие, как Лев Николаевич Толстой.

Вера засмеялась.

- Прекрати, ненормальная!

Однажды я осторожно, очень осторожно (памятуя свой бездарный разговор с Полей, когда пришлось извиняться) поинтересовалась, почему у неё нет отношений, неужели она не скучает по любви?

- Не скучаю. Наелась - во, - ребром ладони Вера провела себе по горлу. - У меня есть Виталик, мама, есть работа и моя писанина. И куда я впишу болвана в штанах, его вставить некуда, временная сетка забита под завязку.

- Почему сразу "болвана"? - пожала я плечами. - Будто прям все болваны.

- В большинстве своём, - убеждённо произнесла подруга. Ничтожества... Знаешь, что я поняла к середине жизни? Когда много чего есть замечательного, нужного, интересного, потребность в этих самых отношениях как-то отпадает, что ли.

- Отпадает потребность в любви?

- Почему же в любви? Я наполнена любовью по макушечку: к сыну, к маме, к нашему дому... к тебе, к своему роману. Мне любви хватает, да я просто купаюсь в ней!

- Ты прекрасно понимаешь разницу.

Вера покачала головой и усмехнулась.

- Если ты про физиологию, то это никакая не проблема - ты тоже понимаешь, о чём я. Если про чувства, пойми ты, услышь: в моей жизни огромное количество чувств, мыслей и ощущений. Мне совершенно не требуется допинг в виде интрижки, которая неизвестно какой бедой может закончиться. Вот, к примеру, твоя история... - я вздрогнула. Надо помнить, что Вера понятия не имела, кто был героем моего романа. Вера, не подозревая, общалась с ним почти каждый день. - Думаешь, я смогу когда-нибудь забыть твой вид, чёрное лицо, твоё исчезновение? Ты сильно была счастлива? Много тебе дал тот роман для души, для ума или чего ещё? Сколько лет жизни у тебя тогда отнял твой любимый болван - уверена, что болван! Ну, скажи честно!

Что я могла сказать? Конечно, кое-что могла. Например, о том, что меня тоже в данный момент жизни мало интересуют мужчины, у меня градус флирта на нуле, но лишь потому, что из головы никак не уходит паразит Мишка. Если речь заходит о любви, если я читаю про неё в книге или вижу в кино, то всё моё нутро орёт дурниной "Мишка! Мишка! Мишка!!!".

И это не проходит. Поутихло немножко, если не бередить. И ведь подпитывается, сука, тем, что орёт: "Это у нас взаимно!" Откуда я знаю? Да от Веры, бесхитростно выкладывающей новости с радиостанции, в том числе про него:

- С Михаилом фигня творится! Началось примерно тогда, когда ты ушла. Злой, как собака! То орёт на всех не по делу, то вдруг сидит у себя жутко понурый, будто у него горе какое-то случилось. Как подменили! Когда Ленка, жена его, родила дочку, у него даже ни грамма радости не было, представляешь? Его поздравляют, тащат подарки, шарики, шампусик открыли, а он, как деревяшка с глазами механически буркает "Спасибо. Спасибо. Спасибо". И всё-то из него клещами тянем - как назвали, как растёт, как зубки... Думаю, у него с женой что-то сильно не ладно. Но уйти он не может - как теперь уйдёшь? Вот и живёт с видом приговорённого к пожизненному. Ещё хуже, если он болен чем-то.

Стиснув зубы так, что у меня аж в ушах зазвенело, я слушала рассказ про то, как живётся моему любимому. Плохо живётся! Болен, разумеется, болен и страдает. Он всё ещё тоскует обо мне. Мы оба больные и приговорённые.

Я не смотрела на Веру, делая вид, что слушаю её и рассматриваю свои ногти - а цел ли маникюр, не надо ли заново нанести лак? Конечно, Демон со мной, вернее, на лице, но уж больно трудная ситуация, как бы не выдали меня глаза.

- А как назвали девочку?

- Галей.

- Неожиданно.

- Немодное имя. Так Миша сказал, что это жена решила - в честь своей мамы. И брякнул: "А мне всё равно - Галя так Галя". Представляешь? Ему всё равно!

- Ну, он не в этом смысле, наверное. А в том, что как бы её ни звали, она его любимая дочь.

- Ты оптимистка. Я увидела равнодушие и ужаснулась. Что с ним происходит? Никто не понимает, одному богу известно.

И мне. Мы с богом в курсе, ага.