– Думаю, стоит все-таки дать Гануччи телеграмму в «Квисисану», пусть подтвердит, что та телеграмма от него. Если это так, то все в порядке, а если он ее не посылал, так, черт возьми, он сам помчится сломя голову выяснять, что нам надо.
– Точно. Ну что ж, советник, давайте составлять телеграмму, – кивнул Гарбугли.
Пробираясь узкими улочками в Антаун, Лютер Паттерсон мысленно составлял новое послание Гануччи.
Вчера, разговаривая по телефону с гувернанткой Гануччи, которая произвела на него на редкость приятное впечатление (этот изысканный акцент, и такая выдержанная – настоящая леди), он пообещал, что сегодня около пяти вечера позвонит еще раз – сообщить, куда и когда доставить деньги. И вот теперь, усевшись наконец за свой письменный стол, притулившийся в углу заваленной книгами гостиной, он вставил лист бумаги в пишущую машинку и задумался. Если и был на свете человек, на которого он смог бы положиться в подобную минуту, так это лишь Джон Симон. А если в мире их двое, то вторым был Мартин Левин. Имея таких советчиков, человек не нуждается в ком-то еще. Лютер Паттерсон верил в них всем сердцем. И если случалось так, что Муза вдруг оставляла его, то один из этих титанов (а то и оба сразу) приходил ему на помощь.
Лютер бросил взгляд на электронные часы, стоявшие перед ним на столе. Слава Богу, что японцы наконец стали выпускать электронные часы, на которых вместо проклятых стрелок мерцали цифры – Лютер до сих пор чувствовал свою беспомощность перед обычными часами. Обычно он объяснял это тем, что в детстве часто намеренно путал время, чтобы позлить сестру. Когда они были совсем маленькими, Лютер мог из чистой вредности сказать, к примеру, что на часах без пятнадцати пять (ха-ха!), когда на самом деле было почти половина девятого, и все только лишь для того, чтобы позлить эту маленькую паршивку, которая почему-то никогда не путала время и с самого раннего детства прекрасно управлялась с висевшими в их комнате часами в виде огромного Микки Мауса. Бог знает почему, но плутовка никогда не ошибалась, и Лютера невероятно это бесило. С тех пор минуло немало лет, и былая детская ненависть к сестре давно исчезла. Правда, уверенно пользоваться часами Лютер так и не научился. Поэтому-то он был просто счастлив, когда наконец появились электронные, с такими привычными и понятными цифрами, мигающими на табло.
Он вздохнул и водрузил на нос очки, без которых уже не мог обходиться.
Время… 1.56.
– Джон, – громко произнес Лютер, – Мартин, нам с вами надо написать очень важное письмо.
Он еще пока не решил, каким образом доставит это второе письмо. Не исключено, что прислуга Гануччи уже сообщила в полицию и копы не спускают с дома глаз, хотя… хотя та обаятельная девушка, которая сказала, что она гувернантка мальчика, клялась и божилась, что не делала этого. Само собой, он ей не верил. Но с другой стороны, пока что все было тихо: ни шума в газетах, ни объявлений по радио, ни телевизионных репортажей, которые неминуемо появились бы, если бы стало известно о похищении ребенка. А может, решил он, ему повезло и он настолько запугал эту безмозглую девчонку вместе с ее хозяином, этим почтенным торговцем безалкогольными напитками, что они и пикнуть боятся, поэтому предпочитают молчать. Да, скорее всего, сам Гануччи потребовал, чтобы все хранили тайну до тех пор, пока ему не вернут мальчика.