Маленький Сайгон (ЛП)

Развлекать коммунистов было легче. Они хорошо реагировали на мои выступления. „Театры“ всегда бывали импровизированные, часто устраивались под землей. Помещения там были крошечные и плохо освещенные. Мне приходилось ограничиваться трехминутными песенками, чтобы в перерывах открыть вентиляционные шахты и дать нам свежего воздуха. Иногда пение заглушали грохот артиллерии и разрывы бомб. Один раз, помню, знаменитый американец Боб Хоуп выступал перед войсками на поверхности, тогда как я в это же время пела под землей всего в полумиле от него. В такие моменты в тоннелях царило ликование. Но жизнь там была тяжела и нечистоплотна, и моя публика не могла мне ни подпевать, ни аплодировать. Я отказывалась писать песни на предложенные стихи, но чем дольше длилась война, тем более меня принуждали петь песни, которые сплотили бы коммунистов на победу. Положительной стороной жизни певицы было то, что я переезжала из тоннеля в тоннель, от лагеря к лагерю, от воронки к воронке, чтобы петь. Я имела возможность постоянно собирать новую информацию. Я не беспокоилась, что меня обнаружат, поскольку к тому времени, когда американцы предпринимали действия по моей информации, я уже была далеко и вне подозрений.

Однажды Лам в условное время не пришел ко мне в хижину. Я пошла одна через джунгли, вышла на дорогу и стала ждать. Когда подъехал лейтенант Фрай, он тоже был один. Рядовой Кроули, объяснил он, имел другое задание в части.

Мы приехали на внутренний дворик плантации и поели. Потом начался дождь, мы забежали во флигель. Я пела песни под шум дождя, а лейтенант Фрай лежал на койке и курил. Потом, продолжительное время, мы беседовали, рассказывали о наших семьях и нашем прошлом, о наших надеждах и наших страхах на этой войне. Впервые я увидела в лейтенанте нежность, которую он прежде не проявлял. Он дотронулся до моей щеки, и мне захотелось убежать, но я знала, что бежать мне некуда. Кажется, ему стало неловко из-за того, что он меня смутил. Весь оставшийся путь мы провели в молчании.

Когда я пришла домой, в хижине меня ждал Лам. Он был очевидно пьян, качался, словно пальма на ветру. Он смотрел лютыми, тяжелыми от выпивки глазами. Сказал, что любит меня. Обвинял меня в ужасном, что я не решаюсь повторить. Хватал меня за руки, но я его сильно ударила. Тогда он меня отпустил и, пошатываясь, вышел под дождь.

Наутро я обнаружила на пороге ветку остролиста и несколько лилий. Лам написал записку, в которой глубоко раскаивался в своем вчерашнем поведении и просил одного — чтобы я простила его. В тот день он подошел к мне на базаре, и я сказала, что прощаю его. Он был счастлив, хотя все еще стеснялся, но ушел с поднятой головой, и я была рада».

Даже у Лама были проблемы с женщинами, подумал Фрай. Он по-прежнему осязал Кристобель, чувствовал слабый, пряный запах ее духов, ощущал на своей руке ее прохладные, неторопливые пальцы.

В ней очень много такого, что ищет выхода.

Читай между строк, это самый верный способ…

«Через два месяца после нашей первой встречи дела у лейтенанта Фрая начали идти плохо. Во-первых, он и его люди попали в засаду вьетконговцев в деревне Хьен Фу, которую считали дружественной. Позже, отразив атаку, они обнаружили неподалеку несколько трупов деревенских жителей, а остальных так и не нашли. Как вьетконговцы узнали о их приходе? Вход в туннель, о котором я им сообщила — в новый туннель — оказался там, где предполагалось. Вход был заминирован, и один из подчиненных Беннета подорвался на мине-ловушке. Затем Лам, который шел по тропе первым, заметил натянутую внизу проволоку. Были и другие инциденты.

Однажды, когда мы сидели во внутреннем дворике на плантации, лейтенант Фрай сказал нам, что через кого-то из его людей происходит утечка информации к вьетконговцам. Лам согласился с этим. На мгновение я почувствовала, как надо мной, точно безмолвная птица, зависло подозрение лейтенанта Фрая. Потом я заметила, что Лам опустил глаза к земле, и я поняла, что он почувствовал то же самое.

Следующие две недели ничего не случилось. Потом, во время ночного патрулирования близ плантации, Лам сбился с дороги, и отряд опять попал в засаду. Двое бойцов погибли, а Лам отделился от взвода. Он нашел их через час, все еще не зная дороги, но ему удалось довести их до расположения части. Позже лейтенант Фрай сообщил мне, что именно в тот момент он стал уверен в том, что Лам является предателем.

Однажды, когда мы сидели во внутреннем дворике и лейтенант Фрай поделился со мной своими подозрениями, я в него влюбилась. Любовь прорастала во мне, как зерно, но то был первый зеленый побег, пробившийся на поверхность. Я ничего не сказала. Но знала тогда, что я сделаю ради него все и что каким-то образом проявлю свою привязанность к этому человеку. Теперь, оглядываясь назад, я могу вспомнить только, что то было большое, теплое чувство. Любовь имеет свой смысл, но порой влюбленные не умеют его читать. Я не задавала вопросов.