Маленький Сайгон

Полковник покачал головой и слабо покашлял. Глаза с изуродованного, окровавленного лица изучали Фрая, и было в его взгляде что-то довольное, почти умиленное.

— Кто они?

— Я победил. — Тхак смотрел на свой пистолет, словно от него его отделяло непреодолимое расстояние. Его рука пришла в движение. Фрай сделал медленный, глубокий вдох, освободившись от дыхания Тхака. Потом он начал падать. Вверх? Вниз? Вихрь головокружения, давления, разрывающий на части, растворяющий. Он почувствовал, как пистолет выпал из ладони, прислонился к стене рудника. В глазах все завертелось, точно в калейдоскопе, составляя новую картинку, распадаясь опять. И в центре этой круговерти — лицо Тхака, движущаяся рука, окровавленный палец, нащупывающий спусковой крючок, ствол, медленно поднимающийся на него, Фрая, — пока Фрай наконец не выровнял свой пистолет и не отправил полковника навечно из этого мира в мир иной.

Долго стоял там Фрай. Стены медленно отступали. Биение в ушах начало медленно ослабевать. Его дыхание замедлилось, а зрение вновь стало резким. Посмотрев вниз, он увидел, что перед ним лежит не один, а двое. Он увидел Хьонг Лама — парнишку, который привел Ли к Беннету, парнишку, который прислал три бутылки французского шампанского мужчине, в котором он слишком уважал военного, чтобы противостоять ему в любви. Он посмотрел еще раз и увидел полковника Тхака — монстра, обезглавившего Тай Зуана, убившего Беннета и многих других без числа. И наконец он увидел Чарльза Эдисона Фрая, который, подобно Ламу, Тхаку и Беннету, стал кем-то другим, пожелавшим испить из той же бездонной кровавой чаши.

Он вытащил из кармана серебряную цепочку с волной и швырнул ее на грудь Тхака.

Глава 29

Островок Фрая. Хайла рыдает, Эдисон сам не свой. Фрай не может смотреть им в лицо. Семейный врач, плотный швед по имени Нордстром, кормит всех, кроме Фрая, успокоительными таблетками. Эдисон звонил Лансдейлу, наговорил всякого вздора. Фрай позвонил Мину, Виггинсу и в Ньюпортский серфинг-клуб. Первым двоим он назвал место бойни. Чуть не позвонил Кристобель.

Ли, все в том же брючном крестьянском наряде, зашла в кабинет и прикрыла дверь. Через застекленную дверь Фрай видел, как она сначала выплюнула таблетки в мусорную корзину, потом с поникшим видом взялась за телефон. И сделал восемь звонков. Потом пригласила Фрая войти. Они сели рядом на диван. Ее глаза были пусты, как высушенный солнцем стакан. Она взяла его руку.

— И Зуана тоже, — наконец промолвила она. — И Нгуен Хая. И даже Эдди Во.

Фрай слушал, отрешившись от себя, как Ли называла имена мертвых, которые, точно грузовики на скорости, въезжали в его сознание. Она крепко сжимала его ладонь своими холодными руками.

— Мне хочется умереть, — сказала Ли. — Но я не имею права. Остался долг перед живыми. На войне первым делом каждый открывает для себя то, что смерть иногда — это роскошь.

— Кто помогал Тхаку в Маленьком Сайгоне?

— Он ничего об этом не говорил.

— Но кто-то должен был ему помогать.

Ли тяжело вздохнула и прислонилась к спинке.

— Коммунистические агенты, внедрившиеся в жизнь нашего поселения. Я не знаю, кто эти люди. За эти годы они вели себя крайне осторожно.

— Может, Дьен?

— Я долго его подозревала. Это возможная кандидатура. Но возможно также, что он просто барыга, вор со стажем.

— Ведь должен кто-то приехать за выкупом.

— Оставь деньги здесь.

— Тогда они приедут сюда. Я не хочу, чтобы эти люди приходили в дом моей матери.

— Такая сумма наличными притягивает, как магнит. Они тебя найдут.

Фрай прекрасно понимал, что чемоданы в багажнике его автомобиля являются его проклятием и маяком для убийц, которые помогали Тхаку готовить его миссию. Это их гонорар, подумал Фрай, — сам Тхак делал это не ради выгоды, ему не нужны были даже два миллиона долларов.

Ли рассказала ему, что произошло за последние шесть дней: как ее спустили в подземелье в заведении Толковательницы Снов, как потом вели куда-то с завязанными глазами, как два часа везли в багажнике — связанную, с кляпом во рту, как бесконечно тянулись дни допросов, которые устраивал Тхак, как грязно было в каморке, где ее держали, как ей хотелось пить.

— Почему же ты не узнала его до вчерашнего вечера?