— Что вам нужно? — Она отвела глаза от того, что увидела в свете свечи. На нем был только халат, и, когда маркиз поднял руку, он распахнулся на груди, открыв ее взору длинный треугольник волос.
— Мне показалось, что ты зовешь меня, — удивился он ее вопросу.
— Ну так я вас не звала.
Однако, даже сказав это, она вовсе не была уверена в своей правоте. Он ведь снился ей всего несколько минут назад, и она вполне могла выкрикнуть его имя во время какого-нибудь эротического эпизода из сна.
— Кейт, — он поставил свечу на столик возле ее кровати, — я отчетливо слышал тебя. Я читал и…
Чем ближе он подходил к кровати, тем выше она натягивала простыню.
— Может, я и позвала вас, — неохотно признала она, — но только во сне. Мне жаль, если я вас побеспокоила.
Однако, к сожалению, вместо того чтобы обидеться и уйти, лорд Уингейт присел на кровать рядом с ней и спрятал свое лицо в ладонях.
— Ничего. Я все равно не мог заснуть, — сказал он доскам пола. — Знаешь, Кейт, нам ни за что не успеть вовремя. И все этот дождь…
Изабель. Это все, что ему нужно. Поговорить об Изабель.
— Ну нет, — с уверенностью, которой она вовсе не испытывала, перебила его Кейт, — мы найдем ее. Конечно же, найдем.
— Нет. — Он сидел к ней спиной, лица не было видно, но вся его поза выражала невыносимую боль и вину, которую он нес на своих плечах. — Не найдем. Мы приедем слишком поздно. И тогда ей придется выйти за него замуж.
Кейт, пораженная печалью, которая звучала в его низком мужественном голосе, непроизвольно потянулась к нему и положила руку на широкую, сильную спину. Потому что ситуация была намного хуже, чем представлялось Берку. Дэниел Крэйвен никогда не женится на Изабель. Кейт это знала.
Но разумеется, не могла сказать об этом отцу Изабель.
— Это был Крэйвен! — неожиданно заявил он.
Кейт, не понимая, взглянула на него:
— Прошу прощения?
— Это был Крэйвен, — повторил он. — Изабель сказала мне, что тогда с тобой в саду был Дэниел Крэйвен, а не лорд Палмер. А ты позволила мне думать, что это был он. Почему?
Кейт, которую потрясло то, что он так резко сменил тему, сделала глотательное движение, но так и не подняла глаз от стеганого одеяла, которое во сне отпихнула к спинке кровати.
— Это не имеет значения, — поспешно проговорила она. — Больше не имеет.
— Нет, имеет! — возразил он. — Это слишком серьезно. Почему ты мне не сказала?
Кейт облизнула губы. Во рту у нее вдруг стало очень сухо.
— Ну, — начала она, — думаю… Я думаю, потому, что не хотела, чтобы вы его убили. Я полагала… я полагала, что это вызовет скандал, а мне казалось, что их и без того хватало…
— Ты защищала меня? — недоверчиво спросил он. — Ты позволила мне подумать про тебя что-то ужасное, лишь бы защитить меня?
Тогда она совершила ошибку, подняв глаза.
— И Изабель. — Она не желала, чтобы он думал, будто она сделала это исключительно ради него. Ведь тогда он решит, что небезразличен ей. А это вовсе не так. Ей совершенно нет до него дела.
— Значит, — обманчиво-нежным голосом, как недавно в карете, сказал он, — я немножко тебе нравлюсь, Кейт? Я имею в виду, раз ты решила уберечь меня от скандала.
Ей хотелось отвести глаза. Больше всего на свете ей хотелось отвести глаза. Так почему же ей это не удается? Она смотрела в его глаза, замечая теперь, когда он сидел так близко, что они совершенно зеленые. В них были крошечные золотые искорки, словно золотые рыбки, плавающие в зеленом пруду.
— Думаю, да, — ответила Кейт. — Тогда.
— Но теперь уже нет? — Он потянулся к простыне, которую она сжимала в руках.
— Верно. — Она еще крепче вцепилась в тонкую материю.
— Тогда почему, — он легонько потянул простыню на себя, — ты здесь?
— Я уже говорила, что приехала только ради Изабель…
Но это было все, что ей удалось произнести, так как он наклонился и прижался к ее губам.
Поцелуи не прекращались, и Кейт подумала, что на этот раз они до добра не доведут. Они не были похожи на жесткие, требовательные поцелуи, которыми он осыпал ее в ту ночь в библиотеке. Они не были похожи и на нежные, осторожные поцелуи, которыми они обменивались позже в его спальне, прежде чем он начал так беззастенчиво разглагольствовать о книжных магазинах и фаэтонах. Они больше походили на те, в экипаже…
Хотя поцелуи были и не совсем такие, как тогда. Сейчас в них было что-то такое, чего Кейт не могла понять, потому что прежде ни с чем подобным не сталкивалась. И все же когда лорд Уингейт — Берк, запомнит она когда-нибудь, что его нужно называть Берк? — целовал ее, она начала понимать, что это было.
Это было страстным желанием.
Так просто. Так просто отдаться ему, его поцелуям, которые вскоре уже не были наполнены просто желанием, — их переполнял голод, требовательный голод. Намного проще отдаться ему, чем сопротивляться. И что даст ей сопротивление? Ничего, кроме, быть может, какого-нибудь ничтожного морального удовлетворения. И разве ей не приятно, когда его пальцы доставляют ей столько физического наслаждения?