«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949

В конце 1945 года, да и гораздо позднее многие сваговцы не могли избавиться от мысли, что они находятся на территории врага, от которого можно ожидать «всяких казусов»202. Осенью пошли донесения о «возросшей активности явных нацистов». В Тюрингии 22 октября обстреляли казарму, 23 октября – легковую машину. 24 октября подорвали поезд из двух вагонов. Погибли трое, тяжелые ранения получили тридцать пять военных. Пострадало больше сотни гражданских. В результате взрыва образовалась огромная воронка. Сгорело три дома203. В ноябре 1945 года в городе Кведлингбурге (Саксония-Ангальт) было ликвидировано шесть диверсионно-террористических групп «Вервольф». Их участники расклеили листовки и вывесили фашистское знамя на стене замка, прятали склады оружия, занимались вооруженными кражами, готовили террористические акты против советских офицеров и работников немецкого самоуправления204. 3 ноября 1945 года в городе Нойштрелиц (Саксония) произошел взрыв в гостинице. Было ранено два офицера и шесть немецких граждан205. В других землях и провинциях были также зафиксированы факты нацистского сопротивления оккупационной власти206. Опасались терактов в помещениях военной администрации207. Жизнь советского оккупационного сообщества в 1946 году была полна разговоров о нацистских нападениях, диверсиях и взрывах, умышленных отравлениях метиловым спиртом, нападениях из засад и нацистском подполье. Не просто так начальство категорически запрещало посылать «одиночных военнослужащих на выполнение оперативных заданий по комендантской службе». Остерегались нападений, избиений, ранений и даже убийств208.

Весь первый год после поражения Германии русские и немцы, оккупационные власти и местное население провели в состоянии психологической настороженности. Отсюда и мотивированная обоюдоострая подозрительность и враждебность. У русских часто открытая, у немцев – скрытая и скрытная. Среди немцев долгое время бродили пугающие слухи, запущенные еще гитлеровской пропагандой. А советские военные видели на стенах домов и заборах не только умиротворяющие плакаты со словами Сталина о Германии и немцах209, но и невесть откуда возникшие нацистские надписи210, наклеенные самодельные листовки, свежие изображения свастики, что отнюдь не убеждало в лояльности населения.

Когда комендатуры начали успешно осваивать азы правильного оккупационного поведения и все активнее защищать немцев, оказалось, что такое заступничество некоторые солдаты и офицеры строевых частей ГСОВГ воспринимали чуть ли не как глупую тыловую выдумку или каприз начальства. Спустя полгода после капитуляции Германии задержанные нарушители порядка обвиняли работников комендатур: «Вы – тыловики, всю войну задницу грели, а теперь немцев защищаете»211. Защищать врагов даже после окончания войны, по их мнению, было последним делом. Подобные настроения всплывали из глубин подсознания сержантов и солдат и даже провоцировали открытое несогласие с приговорами военных трибуналов: «…это неправильно, что нас, победителей, судят за немецкое добро. Им немецкого добра жалко, так всех можно пересудить»212; «…немцы творили во время войны большие зверства, а сейчас мы проявляем о них большую заботу»213.

Офицеры военных комендатур антинемецкие настроения старались не демонстрировать. Знали, что начальство не одобрит. Тем интереснее проследить их реакцию на «отрицательные проявления». В декабре 1945 года два офицера-коммуниста военной комендатуры города Хемниц, напившись пьяными, выехали ночью в ближайшую деревню, чтобы «купить» свинью ко дню рождения. Бауэр, а он оказался местным бургомистром, продать свинью отказался. Тогда офицеры его избили. Оба были задержаны. Одному объявили выговор, инициатора исключили из партии. Виновники инцидента были преданы суду офицерской чести. Один из участников суда заявил: «Нельзя портить жизнь и честь офицера из-за каких-то паршивых немцев, с которыми нам особенно стесняться нечего». Сослуживцы, писал автор донесения, дали отпор этому «защитнику»214. Подобные эпизоды, по мнению политработников, должны были иллюстрировать вытеснение антинемецких настроений верными оккупационными мыслями. Мы бы предположили, что в действительности сотрудники комендатур за полгода оккупации научились говорить «правильные» слова, публично демонстрируя те реакции, которые от них требовало начальство. Но далеко не всегда эта демонстрация была искренней.