Маленький свободный народец

— Скажи мне, если я начну изводиться, хорошо? А то будет ужасно, если все увидят, как я извожусь, а я и знать не буду.

— Ты просто не понимаешь, что означает это слово, верно? — спросил жаб.

— Не очень… Нет, не понимаю.

— Это значит переживать, только и всего.

— Да, я примерно так и думала, — сказала Тиффани, покривив душой. — Ты не мог бы посидеть у меня на плече? Кажется, мне не помешает помощь.

Толпы Нак-мак-Фиглей таращились на неё с той самой минуты, как она забралась в курган, но пока что делать было, похоже, нечего, разве что ждать.

Тиффани осторожно села и принялась барабанить пальцами по коленям.

— Ну и какова тебе нашая мал-мал норка? — раздался голос снизу. — Зашибайсь, ах-ха?

Она посмотрела вниз. Рядом неслышно очутились несколько пикстов, которых она уже видела раньше, во главе с Явором Заядло Фиглем.

— Тут очень… мило, — сказала Тиффани.

Всё лучше, чем заявить: «Тут всё черно от сажи» или «Тут оглохнуть можно от гвалта».

— А еду вы готовите вот на том маленьком костерке? — спросила она.

В середине пещеры горел небольшой костёр. Дым выходил наружу через круглое отверстие в потолке, которое впускало взамен немного света.

— Ах-ха, хозяйка, — сказал Явор Заядло.

— Всяки мал-мал тушки тут жарим, — добавил Туп Вулли. — А громазды тушки — в меловой я… мффф, ммммфф…

— Прости, что? — переспросила Тиффани.

— Что «что»? — невинно уточнил Явор Заядло, по-прежнему крепко зажимая ладонью рот Тупу Вулли, хотя тот сражался, как мог.

— Что Вулли начал говорить про «громазды тушки»? — упрямо спросила Тиффани. — Значит, вы жарите в меловой яме большие туши? А при жизни эти большие туши, случайно, не говорили «бе-е»? Потому что скота крупнее в округе не найти. — Она встала на колени на грязном полу и склонилась так, чтобы оказаться нос к носу с Явором Заядло. Фигль ухмылялся и отчаянно потел. — Я права?

— Э… Ну, навродь того…

— Да?

— Эт’ не про ваших ме-зверей, хозяйка! — взвизгнул Явор. — Мы нипочём никогды не брали бурана без позволенья Ма Болен!

— Матушка Болен позволяла вам воровать овец?

— Ах-ха, правда-правда-правда! В отп-плату!

— Плату? За что?

— Ни одного бурана Боленов волк не загрызил, — забормотал Фигль. — Ни одного ягнёнка Боленов лиса не придушнула. Ни одному ягнёнку боленскому карс глазья не выклевал, покуда Хэмиш сверху зырил!

Тиффани вопросительно покосилась на жаба, сидевшего у неё на плече.

— Вороны, — пояснил он. — Иногда они выклёвывают гла…

— Да-да, я знаю, — перебила Тиффани.

Она немного успокоилась.

— О, теперь я поняла, — сказала она Фиглям. — Вы отгоняли волков, воронов и лис от наших стад, да?

— Не просто отпугняли, хозяйка, — с гордостью поправил Явор. — Волкс — это куча ценного мсява.

— Ах-ха, отколошматишь их хорошенько — и шышлыки выходят недурны, но бураны все одно луч… мфф, мффф! — успел вставить Туп Вулли, прежде чем ладонь Явора опять зажала ему рот.

— У карги дозволительно брать токо то, что она давает, — сказал Явор, удерживая брата. — Токо опосля того, как она кирдыкс, мы, значить, иногда старую мамку-овцу берём. Такенну, что сама скоро копытсы откинет. Но с клеймом Боленов — ни в жисть, зубдамс. Слово тоись.

— Слово пьяницы, вора и скандалиста? — уточнила Тиффани.

Явор Заядло просиял:

— Ах-ха! А я дорожу своей репутазией! И то правда, хозяйка, мы стерегаем стада холмов в память о Ма Болен. А взамен берём то, что ничё не стоит…

— Ну и махорку, канеш… — И вновь Тупу Вулли пришлось бороться за право глотнуть воздуху.

Тиффани глубоко вздохнула. Обычно это помогает взять себя в руки, но в обиталище Фиглей лучше слишком глубоко не дышать. Явор Заядло скалился, как праздничная тыква при виде большой ложки.

— Вы таскаете табак? — прошипела Тиффани. — Табак, который пастухи оставляют для… для моей бабушки?

— Ойк, забыл сказануть, — пискнул Явор Заядло. — Берём-таки. Но завсегда поперва день-два-три ждём, вдруг она сама забрать захотит. А то с вами, каргами, никогда наверняк не бум-бум. И мы правда стада берегаем, хозяйка! А она была б не спротив! Они с нашеей кельдой, бывалоча, любили курнуть у её хатки на колёсах ночкой! Матушке б не пондра, что добра махорка мокнет под дожжом! Пжалста, хозяйка!

Тиффани была очень зла, но, что самое неприятное, она была очень зла на себя.

— Мы когда мал-мал ме-зверей находим, мы их отгоняем туды, хде их пастухи заприметят, — в отчаянии добавил Явор.

«А что я хотела? — подумала Тиффани. — Неужели я правда надеялась, что она возвращается с того света за пачкой “Весёлого капитана”? Неужели я думала, что она до сих пор ходит по холмам, оберегая стада? Неужели я верила, что она… по-прежнему с нами и присматривает за ягнятами?

Да! Я хотела, чтобы это было правдой! И не хотела верить, что бабушка ушла навсегда. Такой человек, как матушка Болен, не может просто взять и… перестать быть. И я так отчаянно хочу, чтобы она вернулась, потому что она не знала, как говорить со мной, а я боялась говорить с ней, и мы молчали вдвоём, и нам было хорошо в нашем молчании.