Маленький тюремный роман

— Ну сейчас, предполагаю, устроят они мне такой дебют… вижу, Саша, что ты, как почитатель Пушкина, ожидаешь услышать в рифмые замечательно общеизвестнный глагол будущего времени… но я хотел сказать, что от дебюта навек откажет атрибут… дрожу и чую, что все оно может произойти именно так… чин со звездочками начинает издалека и приглашает поужинать в «Арагви»… куда мне прикажешь деваться, раз рыпаться бесполезно, что и амбалу было бы ясно?.. времена пошли такие, что членов ЦК запросто брали за партийные рога… более того, начали загонять в стойло даже самых верных козломордых ленинцев… да и кабак, куда пригласили, знаешь ли, все-таки не камера после шмона в заднем проходе, а весьма приятное заведение с баснословно аппетитным меню, да и я не парвеню… в ресторане, думаю, напоследок можно выпить-закусить, раз сегодня все равно уже не засадить моему дуэту… прощайте, выходит, распутные вы мои бабенки и волшебная ночь до самой утрянки… прощай опохмелка помидорным рассольчиком на Трубном рынке, затем чрезвычайно дневная репетиция, так как, по-слухам, вечером в ложу должен пожаловать товарищ Сталин… он, между нами, очень наш театр обожал и самыми грязными словами ругал бдительную охрану, бесплатно, сука, занимавшую четверть зала, за ограничивание его театрального кругозора… короче, сидим в кабинете «Арагви», штора задернута… неужели, думаю, отпидарасят, как недавно случилось с одним нашим заслуженным деятелем искусств, которого ежовские дружки по-всякому отхорохорили в этом же кабинете «Арагви»… если даже так, то амба и хана — не отбрешешься, не отбрыкнешься от «мимолетного введения», как говорила одна моя знакомая графиня… жизнь, думаю, такова, что придется уж выступить в роли, так сказать, древнегреческого раба и, если не Вадима Козина, то одного из Великих Князей… но то, что все обошлось, и меня сходу не реинкарнировали в «козла опущения», пробудило в озабоченной душе отличное настроение… поддав, значит, закусываем буженинкой-осетринкой… объявляется с эстрады женский вальс, то есть дамы приглашают кавалеров… нагло отдернув штору, подходит ко мне пышная, дебелая цыпа, которая раза в два больше иной худощавой цапли… наклоняется надо мной с большою нежностью, трется всеми перышками бедрышка об руку и нахально чуть не вываливает из декольтенции волшебно матовые сиськи, как у Снегурочки, которую, после детского утренника, дело прошлое, я так отдедоморозил вместе с Бабой-ягой, что первая растаяла, а вторая вылетела на метле из театра за моральное разложение прямо в оркестровой яме с первым барабаном оркестра… словом, поет эта цыпа клокочущим контральто: «Милый в штатском, я зову вас качнуться на дунайской волне данного женского вальса»… понимаю, что проверяют на стойкость при выполнении задания — о, прощай, моя легкая и безответственная жизнь! — и моментально отбриваю эту шлындру знаменитым «Не верю!», ибо не до танцулек мне, я Ленина, блядь, в ту минуту в гробу видал вместе с женским вальсом… премилая цыпа обиделась, отчалила от меня словно яхта мистера Твистера — тройку ночей жизни отдал бы за осанку, за борта, за покачивание кормы, хотя предпочитаю, не забывай, пригласить на диван нечто сдвоенное и даже имею невоплотимую циничную мечту о медленном, под танго, раздевании неразлучимых сиамских близняшек… и вот сообщает мне пара звездочек, подняв тост за Станиславского, что такой эпохальный артист, как я, не туберкулез Чехова должен играть, а брать все театрально сценические регистры путем вживания в одну почетную, исторически ответственную роль… поддали еще по одной… я задумался, а один из подчиненных, высказывает сожаление, что у меня слишком видная внешность. — Ты, Дребедень, недоумок и завтра же будешь послан на вечерний фак закрытого вуза набираться образования, культуры и отдыха, — строго заметили звездочки в петлицах, а другая шпала подъябнула дубоватого коллегу насчет необходимости дальнейшего охлаждения ума и раскочегаривания жара в сердце… веришь, я еще тогда врубился, что униженный Дребедень непременно однажды захочет сожрать моего Шлагбаума, поскольку тот умен, культурен и зело мудер… кажется, я понемногу начинаю адаптироваться к нормальной речи, а то так вмазался в остоебенившую «фенеменологию» — аж блевать охота… короче, Люцифер двумя пальчиками, по-барски, велел обоим шпалам убраться потанцевать и потискать дамочек… шпалы вышли, а сам он говорит приказным тоном, что мне оказана высшая честь, если не миссия… «Вы, Лубянов, обязаны поработать совместно с органами для очистки партии, правительства, красной армии, научных и писательских кругов от вредителей и врагов народа… придется пожить в нашей следственной тюрьме года два-три, что лучше, чем волочь червонец на Колыме, что смерти подобно… раз в месяц — письма родителям из закрытого драмтеатра, находящегося в закрытом городе закрытого района энской области, соответственно, начнете получать закрытые же ответы на таковые… не как рядовому сексоту, но как тайному сотруднику в чине старшего лейтенанта, ваша зарплата будет переводиться в центральную сберкассу… в свой срок выйдете отсюда майором с персональной пенсией НКВД… имеете целый ряд плюсов: за сверхурочные, ночные, праздничные и полумесячные, как говорит одна моя знакомая узбечка, презамечательная певица… вам пойдут премии за внеплановое количество информации и раскалывание особо опасных политических, а также экономических преступников… так что вы за полжизни со всеми ее халтурками столько не заработали бы, сколько хапанете у нас… надеюсь, будете удостоены сначала закрытого звания «Народного артиста СССР», потом открытого, само собой, ряда медалей и орденов, возможно, станете безымянным Героем Советского Союза с вручением Золотой Звезды, ну и со всеми вытекающими из таковой награды привилегиями… недоумения имеются?..»