Маленький тюремный роман

Надо сказать, Лубянов восхитил А.В.Д. умением имитировать манеру речи своего шефа и действительно великолепным даром актерского перевоплощения; он блестяще выражал властность высокого чина, подчеркивал его образованность и интеллигентность, скрываемые под грубоватостью манер и ироничностью ума, вынужденного казаться хамовато циничным в присутствии дубоватых выдвиженцев из простого народа; иногда А.В.Д. восхищала прекрасная оркестровка Диминой речи, никак не вязавшейся с его уркаганской внешностью; былыми ранами и следами побитости она иногда напоминала внешность истасканного мартовского кота, постоянно швыряющего соперников с крыш, несмотря на рваные раны; он свободно и мастерски менял лексику, переходя с блатной и ужасно матершинной речи на речь вполне интеллигентную, отчасти художественно наблюдательную, много чего говорившую о чертах его весьма непростой личности.

Лубянов продолжал рассказ, словно бы проникнув в мысли А.В.Д.

— Поверь, я хоть и неумный тип, но, с другой стороны, на хера актеру лишний ум?.. да, повторяю реплику, я тип неумный, но просек, что шеф несколько приземляет себя, так сказать, осаживает, не особенно-то глаголит перед двумя упитанными народными мясниками СССР… с этими хмырями всегда надо быть на стреме — они, гондоны штопанные, только и ждут момента, мизерники поганые, чтоб клыки вонзить в твою горлянку и пустить кровянку… короче, шеф меня в «Арагви» не просто заарканил, но буквально прищучил, верней, приакулил… а ты что на моем месте — выплеснул бы ему в харю фужер коньяка, чтоб с блеском выдать монолог Петра Первого перед полтавской битвой, типа я вас ебу, чего же боле, что я могу еще сказать, да?.. вот и главное, что у царей и у народа подобная ситуевина называется «ни бзднуть, ни пернуть измученой душе»… но ты, Саша, спасибо тебе большое, — ты мне шлешь надежду на спасенье, и прошлое я вновь воспоминаю… эпитет ее мать эту арию князя Игоря — какой артист во мне ни за хер тут погибает, какой во мне, Саша, погибает артист!.. но до мудрого хода твоей драматургической мысли, клянусь свободой, ебаться надо Шекспиру с самой леди Макбет… такой ход, который делаешь ты — я на подхвате, я на вторых ролях — не снился даже Мейерхольду и нашему с тобой Учителю… теперь мы им устроим бенефис — весь сбор в пользу детишек арестованных врагов народа… такой устроим бенефис — всех уебем прославленных актрис, как сказал Ворошилов, который с Буденным напару поимели весь необъезженный дотоле кордебалет Большого, моего МХАТа, половину Малого, где без пользы для сцены разлагаются древние трупы народных артисток СССР… в общем, заакулили невинного человека, имевшего всего две слабости: регулярность запоя и пару дам на царской, между прочим, кровати, приобрел которую по историческому случаю у жуковатого антиквара, причем, за невероятно кровные шиши… но зато доброму молодцу на такой кровати можно было погуляти-разгуляти да от пуза отъебати кадры, которые не решают ни-че-го, кроме удовлетворения, можно сказать, мировой нужды мужского, невероятно зверского организма двумя премилыми дамскими телами… я там от скуки лозунг написал и над трехспалкою своей повесил: КАЖДОМУ СОВЕТСКОМУ ОРГАНИЗМУ ПОСЛЕ КАЖДОЙ ПАЛКИ — ОБРАЗЦОВЫЙ ОРГАЗМ!.. словом, сижу в «Арагви» и внутренне воплю: вот морская гладь, теребит твою в душу мать, прощай сцена, прощай свобода нравов, прощайте банкеты в Большом Георгиевском зале и ты, банька милая с веничком березовым, прощай… аревуар, ветчинка да со слезинкою, да в гастрономе Елисеевском, где я имел весь колбасный отдел в белых фартучках да на тесемочках.