Маленький тюремный роман

«Вообще-то народ пришел сюда из растерзанных раскулачиванием деревенских глубинок, привалил прямо с осиротевших нив, сходу сделался, по-собачьи верной, гавкающей обслугой, довольной уже и тем, что это не ее черт знает куда ведут, а она кого-то ведет туда, куда врагу и дорога, — к стенке да на каторгу… впрочем, — решил А.В.Д., удивительно для себя пользуясь ранее ему чуждой и неприятной сквернословной речью, — хер бы с ним, с народом и с тем, что он думает о моем одноглазом вражеском мурле, якобы по заслугам огребшем положенное… пусть себе народ радуется и безмолвствует… да, да, положительно хер с ним — главное, что получена Димина малява насчет зубной щетки… будь я проклят даже за призрак гнусной в башке мысли о провокационности этой записки и о специально кем-то заделанной, если не примерещившейся, встрече… это нервишки пошаливают, нервишки — они, злоебитская их сила… невообразимо — именно эти два слова «зубная щетка» воспринимаю как важнейшие и знаменательнейшие в своей жизни слова, а великие слова «покой и воля» забыты, словно не вымолвил их Пушкин в одно из счастливейших мгновений своей жизни… собственно, содержательней и чудесней двух Диминых слов просто не было у меня, нет и, видимо, никогда уже не будет, хотя бы потому, что в них — обещание свободы и жизни моих любимых и моего друга… несмотря ни на что, как не думать, как не сознавать, как не изумляться тому, что даже в общей жизни, созданной подоночной утопией, случаются, к сожалению крайне редко, непредсказуемые чудеса и удачи… о, Господи, сделай так, чтобы два слова — зубная щетка — несли в себе тот знак, тот перст указующий, что заключен в них… пусть они будут поэтическими словами, забывшими о своем изначально бытовом назначении, но чудом приобщенными к высочайшим для Кати, Верочки, Гена и Димы смыслам… мечтаю встать на колени — благодарно поклониться небесам, молитвам моим внявшим, и всем нашим ангелам-хранителям… помоги, Господи, очутиться на свободе моим родным, моим единственным, моим драгоценным, лишь бы чистили они зубки щеточками своими зубными, лишь бы жили-не тужили, а я сам — да я в любую минуту готов предстать пред Судом Твоим с отчетом о своей личной вине… что касается «скверных» слов, впервые в жизни мною употребляемых, то тут, благодаря Диме, вот что до меня дошло: в Божественном Языке нет и не может быть слов скверных, разве что кроме тех, которыми люди продолжают называть каждую вещь, каждое явление из несметных сумм всего непотребного, порочно ими же произведенного и продолжающего создаваться с дьявольской скоростью… к примеру, «истребитель», «бомбардировщик», «артилерия», «миноносец», «убийца» «отравляющие вещества», «пулемет», «револьвер», «террор», «высокое искусство ведения войн», «работники секции львов и тигров взяли на себя торжественное обязательство»… эдак вот с горя затоскуешь и поневоле возопишь: не пора ли всех нас, Господи, остановить, если не возвратить на круги своя, чтобы в подлунном мире — не только в первозданном Божественном Языке — не имелось, как в блаженные, в далекие, в стародавние времена, ничего лишнего — ни молекулы, ни микроба, ни растения, ни живого существа, главное, ничего человеческого и массы ненужных вещей, ныне перегрузивших цивилизацию, которую вся эта вредоносная труха нелепо тянет в тартарары?.. а что будет через век?.. нет, судя по всему, мы еще не дошли до самой ручки, но однажды дойдем, ибо движемся с неслыханным ускорением, как это ни странно, идущим бок-о-бок с общей дегенерацией, а уж всемирная пошлость, рожденная ею, с безумным удовольствием вытаптывает саженцы Преображения, прижившиеся к благодатным, унавоженным бог знает какими гениальными достижениями, открытиями, искусствами, муками, страданиями, бедствиями Человека… в лабиринто-безобразном террариуме тюрьмы грешно философствовать, особенно ученому, но ведь именно здесь становится особенно очевидным парадоксальнейший факт: за тысячелетия человек вымахал в великана, продолжает становиться все выше и выше, а человечество все тупеет и тупет, как это ни странно, превращаясь в тупо же модернизируемое, самоуничтожающееся стадобище-уебище-стыдобище, теряющее основные природные и исторически нравственные инстинкты — самосохранения, совести, красоты и достоинства искусств».

28