Маленький Цахес по прозванию Циннобер

Для обсуждения вопроса о том, как ловчее всего украсить министра Циннобера лентой Зеленокрапчатого тигра, князь велел созвать совет по орденским делам, в который были дополнительно введены два философа и один естествоиспытатель, остановившийся здесь проездом, по пути с Северного полюса[17]. Чтобы члены совета как следует собрались с силами для столь важного совещания, им всем было приказано за неделю до него перестать думать, а чтобы успешнее выполнить этот приказ и все же не прекращать деятельности на пользу государству, заниматься тем временем счетоводством. Улицы перед дворцом, где советникам, философам и естествоиспытателю предстояло заседать, были устланы толстым слоем соломы, чтобы мудрецам не мешал грохот повозок, и именно поэтому не разрешалось барабанить, музицировать и даже громко разговаривать вблизи дворца. А в самом дворце все ходили в толстых войлочных туфлях и объяснялись знаками.

Уже целых семь дней, с раннего утра до позднего вечера продолжались заседания, а до решения было еще далеко.

Потеряв терпение, князь то и дело посылал передать им, чтобы они, черт возьми, придумали наконец что-нибудь путное. Но это нисколько не помогало.

Естествоиспытатель исследовал в меру своих возможностей естество Циннобера, измерил высоту и длину его нароста на спине и представил совету точнейшие расчеты по этому поводу. Он же внес наконец предложение пригласить на совещание театрального портного.

Каким бы странным ни могло показаться это предложение, со страху и с горя его приняли единогласно.

Театральный портной Кеес был человек необычайно изворотливый, хитрый. Как только ему изложили суть этого трудного дела, как только он ознакомился с расчетами естествоиспытателя, у портного нашелся великолепный способ заставить орденскую ленту сидеть как следует.

Он рекомендовал пришить к грудке и спинке сюртука известное число пуговиц и пристегнуть ленту. Проделанный опыт увенчался полным успехом.

Князь пришел в восторг и одобрил предложение совета разделить отныне орден Зеленокрапчатого тигра на разные классы по числу пуговиц, вручаемых вместе с ним. Например, орден Зеленокрапчатого тигра с двумя пуговицами, с тремя пуговицами и т. д. В виде особого отличия, притязать на которое никто больше не мог, министр Циннобер получил орден с двадцатью брильянтовыми пуговицами, ибо именно двадцать пуговиц потребовала странная форма его туловища.

Портной Кеес получил орден Зеленокрапчатого тигра с двумя золотыми пуговицами и поскольку, несмотря на счастливую мысль, осенившую его, князь считал его скверным портным и одеваться у него не хотел, был назначен Действительным Тайным Главным Княжеским Костюмером…

Доктор Проспер Альпанус задумчиво глядел на свой парк из окна своего загородного дома. Всю ночь напролет он составлял гороскоп Валтазара и при этом выяснил кое-что относительно маленького Циннобера. Но важнее всего было для доктора то, что произошло с малышом в саду, когда за ним подглядывали Пульхер и Адриан. Проспер Альпанус готов был уже крикнуть своим единорогам, чтобы те подали ему раковину, потому что он намерен отправиться в Вышний Якобсгейм, но тут к решетчатым воротам парка с грохотом подъехала чья-то карета. Доложили, что с господином доктором хотела бы поговорить фрейлейн фон Розеншён из богоугодного заведения.

— Добро пожаловать, — сказал Проспер Альпанус, и гостья вошла в комнату.

В длинном черном платье, закутанная в покрывало, она походила на почтенную мать семейства. Пораженный странной догадкой, Проспер Альпанус взял свою трость и направил на гостью искрящиеся лучи набалдашника. Казалось, что молнии, треща, замелькали вокруг нее, и она предстала в белой прозрачной одежде, с блестящими стрекозьими крыльями за плечами, с вплетенными в волосы белыми и красными розами.

— Ну и ну, — прошептал Проспер и убрал трость к себе под халат, и гостья снова предстала в прежнем наряде.

Проспер Альпанус любезно предложил ей сесть. Фрейлейн фон Розеншён сказала, что давно собиралась навестить доктора в его загородном доме, чтобы познакомиться с человеком, которого вся округа славит как высокоодаренного, творящего добро мудреца. Он, конечно, исполнит ее просьбу взять на себя врачебное попечение о близлежащей женской богадельне, поскольку тамошние старые дамы часто недомогают и не получают никакой помощи. Проспер Альпанус вежливо ответил, что давно уже забросил практику, но в виде исключения будет навещать приютских дам, когда это понадобится, а затем спросил, не страдает ли она сама, фрейлейн фон Розеншён, каким-либо недугом. Гостья заверила его, что лишь изредка чувствует ревматические боли в суставах, когда простужается на утреннем воздухе, но что сейчас она совершенно здорова, и завела какой-то ничего не значащий разговор. Проспер спросил, не выпьет ли она ввиду раннего часа чашечку кофе; Розеншён отвечала, что приютские дамы никогда не пренебрегают такой возможностью. Принесли кофе, но как ни старался Проспер разлить его, чашки оставались пустыми, хотя из кофейника лилось вовсю.