Маленький журавль из мертвой деревни

И старшему, Чжан Те, и младшему, Чжан Гану[104], и Чернышу казалось, что делить время с великой эпохой куда почетней и увлекательней, чем сидеть дома, и они порой бывали так заняты, что не появлялись дома целыми сутками. Особенно Чжан Те — он был старшиной отряда хунвэйбинов, носил потрепанную военную форму, которую выменял у детей какого-то военнослужащего на отцовскую брезентовую спецовку. На родителей и тетю Дахай смотрел с раздражением, словно говоря: «Да что вы все понимаете!»

В июле настала страшная жара, какой сто лет не бывало, люди перетащили свои кровати и циновки на крыши и ночевали там. Как-то раз Чжан Цзянь проснулся среди ночи от звуков приглушенной борьбы. Мальчишки даже по ночам дерутся. Чжан Цзянь уже было снова заснул, но вдруг разглядел, что эти драчуны — Чжан Те и Чжан Ган. Чжан Те был выше ростом, зато ослиное упрямство Чжан Гана помогало ему из любой драки выйти победителем. А главное, младший не боялся боли, хоть за голое тело кусай, хоть за рубашку — ему все равно. Проигрывая в драке. Чжан Те пускал в ход зубы, вот и сейчас вцепился брату в плечо, но Чжан Гану это ничуть не мешало махать кулаками и лягаться. А замечательней всего было то. что близнецы сражались в торжественной тишине, не издавая ни звука.

Чжан Цзянь разнял сыновей. У старшего и нос, и губы превратились в кровавую кашу, он снял с себя майку и приложил к ноздрям. А младший к укусу на плече даже не притронулся. Чжан Цзянь махнул сыновьям, чтобы шли за ним вниз. Дахай не двинулся с места, Эрхай шагнул за отцом, но, увидев, что брат не идет, тоже остановился. Ему не хотелось спускаться вниз без Дахая, еще получится, что он ябеда, первый жалуется на брата. Чжан Цзянь понял и решил Эрхая не заставлять. Он злобно махнул сыновьям: ложитесь спать, а утром я с вами как следует разберусь, не то всех соседей разбудим.

Утром, когда Чжан Цзянь завтракал перед работой, близнецы спустились вниз, каждый со своей циновкой под мышкой. Дахай шел впереди, Эрхай в шести-семи шагах сзади, сразу видно, еще не всю обиду друг из друга выбили.

— Стоять, оба, — приказал отец.

Близнецы неохотно остановились. Оба голые по пояс, глаза дикие, ни дать ни взять — пара молодцев-цзаофаней[105], только росточком поменьше. Великая эпоха и их семью закрутила в свои безумные жернова.

— Смирно.

Близнецы не шелохнулись.

— Смирно не умеете стоять?! — взревел Чжан Цзянь.

Сяохуань вышла из кухни поглядеть, отчего Чжан Цзяню с сыновьями с самого утра нет покоя. Дохэ была на крыше, еще не вставала. Каждый вечер она приносила домой груду заготовок и наутро от усталости не могла проснуться. Перед тем как уйти вниз, Сяохуань поправляла ей полог, не то мухи налетят, разбудят.

Братья выпятили ребра вперед.

— Из-за чего подрались? — хрустя соленым огурцом, начал допрос Чжан Цзянь.

Он словно со стеной говорил, от сыновей никакого ответа не было.

Сяохуань вмешалась. Вытирая полотенцем кровь с лица Дахая, она предположила:

— Дахай, наверное, вы с Эрхаем не смогли сойтись во взглядах на революцию? — теперь в каждую шуточку и подначку Сяохуань вплетала слова с плакатов и транспарантов. — Чего ж вы. подискутируйте, так его растак, мы хоть послушаем, разовьемся. — Сяохуань как всегда посмеивалась, но Дахай взмахом руки отшвырнул ее полотенце.

Чжан Цзянь влепил сыну затрещину.

— Будь ты хоть командир цзаофаней, только попробуй у меня дома покомандовать, мигом узнаешь, что будет!

От гнева ребра у Дахая выпятились еще дальше, живот под ними провалился страшным оврагом.

— Эрхай, скажи, из-за чего вышла драка? — спросил Чжан Цзянь.

Эрхай тоже упорно строил из себя немого.

Чжан Цзянь ехидно улыбнулся сыновьям, решившим побыть героями, и сказал:

— Я уже сам все знаю.

Неопытные в таких допросах близнецы разом вскинули на него глаза. Догадка Чжан Цзяня подтвердилась. Мальчики смотрели по-разному: у Эрхая во взгляде было одно только любопытство, а у Дахая — ужас и вина. Чжан Цзянь знал, кто виноват, еще по тому, что оба драчуна молчали. Если оба молчат, значит, почти наверняка Дахай набедокурил. Эрхай редко жаловался на Дахая. А Дахай, наоборот, как на духу рассказывал родителям обо всех проступках Эрхая в школе. Проступков у младшего и правда хватало, как еще о них узнавать, если не от Дахая?

Но что же такое Дахай мог натворить среди ночи? Чжан Цзянь обожал огурцы, которые солила Дохэ. Похрустывая любимой закуской, он обдумывал все обстоятельства дела близнецов.

— Эрхай, будешь молчать — никуда сегодня не пойдешь.

Младший задумался над словами отца, глаза у него забегали: там, на улице, ждет великая эпоха, а он из-за брата просидит весь день под домашним арестом.

— Спроси у Дахая.

— Ему стыдно сознаться, — ответил Чжан Цзянь.

Близнецы уставились на него огромными глазами: отец-то — великий сыщик! Дахай сначала побледнел, потом покраснел, снова побледнел, старый шрам на его лбу сделался белым, словно кость.

— Эрхай, говори! Смотри, папа на твоей стороне! — Сяохуань вынесла близнецам завтрак.