Сяо Пэн пожимал руки рабочих, как настоящий командир. Он был одет в поношенный камуфляжный комбинезон синего цвета; узкий в талии комбинезон напоминал военную форму. В разгар лета в цеху было жарко, как в плавильной печи, но Сяо Пэн, уважая правила, каску не снимал. Он сказал, что все потрудились на славу, что пролетариат — самый верный революции класс. Еще сказал, что не может отблагодарить товарищей чем-то стоящим, но все равно пришел не с пустыми руками. На этих словах командир шагнул в сторону и выкатил в круг передвижной ящик для мороженого, обошел всех рабочих и каждому вручил по два эскимо.
Все сокровенные слова, которые хотел сказать Чжан Цзянь, разом исчезли. Он-то думал, что Сяо Пэна тоже с души воротит от партсекретаря с его морсом из чернослива. Чжан Цзянь стоял позади всех и мог незаметно уйти, но стоило ему сделать два шага, как Сяо Пэн окликнул:
— Мастер Чжан, спасибо вам за работу! Погодите немного, потолкуем!
Ящик мороженого превратил жгучее желание поговорить с Сяо Пэном в страх перед этим разговором. Чжан Цзянь не знал, можно ли считать эскимо Сяо Пэна попыткой купить рабочих и так ли она отвратительна, эта попытка, но в ту минуту ему хотелось одного: сбежать и ничего не видеть. Не обращая внимания на пристальный взгляд Сяо Пэна, он вышел из цеха. Завернул в туалет и просидел там просто так полчаса. Когда вышел, сослуживцы передали, что его мороженое уже съели и командира за него тоже поблагодарили.
Руководство металлургическим комбинатом все время переходило из рук в руки, на заводах царила полная неразбериха, и работа стояла уже несколько месяцев. Чжан Цзянь научился у товарища из соседнего дома разводить голубей. В тот день он с Эрхаем и Чернышом вышел гонять голубей и увидел молодого человека в форме ВВС: осматриваясь по сторонам, офицер шел в их сторону.
Сам не зная зачем, Чжан Цзянь остановился и стал ждать, когда молодой человек свернет с дороги на тропинку к их дому. Ему откуда-то было известно, что военный пойдет именно их тропинкой. Молодой человек повернул к ним, глянул на табличку с номером дома, до того закопченную дымом и завешанную лозунгами, что ее почти не было видно, и спросил Чжан Цзяня, на каком этаже будет квартира номер шестнадцать.
Эрхай сияющими глазами уставился на молодого офицера.
— Вы к кому? — спросил Чжан Цзянь.
— Моя фамилия Ван, я ищу семью девочки по имени Чжан Чуньмэй, они ведь здесь проживают?
Чжан Ган больше не мог скрывать от офицера своего почетного звания младшего брата Ятоу и затараторил:
— Чжан Чуньмэй — моя сестра! А это мой папа!
Офицер пожал руку Чжан Цзяню. Чжан Цзянь сразу понял, что гость принес новости, о которых непросто рассказать родителям. Он смотрел прямо в лицо молодому офицеру, не отводя взгляда, чтобы тот понял — Чжан Цзянь человек сильный, все вынесет.
— Со здоровьем у товарища Чжан Чуньмэй все в порядке, можете не беспокоиться, — начал офицер.
Неужели он принял сдержанность Чжан Цзяня за страх? Главное, что Ятоу жива и здорова, все остальное нам нипочем.
— Но ситуация непростая, — офицер смотрел на Чжан Цзяня с тем особым блеском в глазах, который редко встречается у гражданских.
Чжан Цзянь велел Эрхаю идти домой и сказать матери, пусть заварит чаю, приехал гость из училища Ятоу.
— Я хотел бы сначала рассказать вее вам, а то матери бывают слишком впечатлительны, А если вы посчитаете, что жена сможет справиться с этими новостями, я и с ней поговорю, время терпит. Как скажете?
Чжан Цзяню стало не по себе. Что за бабские манеры у этого офицера? Есть что сказать — выкладывай, хорош резину тянуть! Он резко махнул Эрхаю, чтобы тот оставил их наедине, а сам присел на корточки. Офицер тоже опустился на корточки, сидел он так же крепко и твердо, как Чжан Цзянь. Видно, тоже вырос на Севере, сиживал на корточках под стрехой, на которой развесили сушиться чеснок с кукурузой, попивал кашу из кукурузного жмыха.
Когда Эрхай ушел, офицер протянул Чжан Цзяню сигарету. Чжан Цзянь отмахнулся. Второго такого рохли, как этот офицер, во всем свете не сыщешь.
— Дядюшка, я приехал, чтобы выяснить как можно больше про детство Чжан Чуньмэй.
С чего же тут начать, подумал Чжан Цзянь.
— Она всегда была хорошей девочкой, хоть десять человек спроси — никто о ней дурного слова не скажет.
— Замечали у нее признаки каких-либо психических отклонений?
Чжан Цзянь ничего не понял. Не могла же Ятоу умом тронуться?
Офицер закурил и начал рассказ. Когда Чжан Чуньмэй прибыла в планерное училище, о ней тоже никто дурного слова не мог сказать, хоть десять человек спроси. Дело было в ее документах. Вместе с ней в училище зачислили несколько десятков курсантов, три группы приехали поездом из Нанкина, а сопровождавший их руководитель должен был собрать у всех документы для личного дела. В училище оказалось, что остальные бумаги на месте, а личное дело Чжан Чуньмэй пропало. Не беда — что может быть особенного в биографии у шестнадцатилетней школьницы?