Маленький журавль из мертвой деревни

Он превратился в клубок доводов, которые никак не связывались в слова. Он мог лишь крепко обнимать свое мучение, эту женщину, посланную в наказание за грехи, — почему же она никак не перестанет быть похожа на девочку, на потолстевшую девочку, так и не ставшую женщиной? Давно, давно он не целовал ее так свирепо. Теперь они и в самом деле — любовники, которые расправились со свидетелем своего греха и сбежали на край света? Тайно перебрались на тот берег и упали друг другу в объятья? Да, так и есть, по залитому слезами лицу Дохэ он видел, что так и есть. Они обнимали друг друга, потому что сумели спастись от небесной кары.

А еще потому, что Ятоу будет летать, их Ятоу будет летать, ведь у нее самый лучший в городе моральный облик, самые зоркие глаза и самое крепкое здоровье. Они обнимались, желая еще раз напомнить друг другу, что и глаза, и здоровье, и облик Ятоу взяла у них, пополам от каждого.

Он крепко ее поцеловал. Тацуру едва не задохнулась от этого поцелуя. Наконец отпустил. Она смотрела на него сквозь пелену слез. Впервые Тацуру увидела его через светло-коричневую дымку — из мешка казалось, что все вокруг затянуто бежевым туманом.

Она лежала на помосте, а он вышел к ней из бежевого тумана. Высокий — это точно, но обычно высокие неуклюжи и лица у них нескладные, а он — нет. Взвалил на себя мешок и зашагал, окоченевшее тело, онемевшие ноги Тацуру болтались в мешке. Шагая, он то и дело задевал ее голенью. Спасительное онемение разрушилось, с каждым шагом в Тацуру просыпалась и растекалась по телу боль. Она колола тысячью маленьких иголочек, от ногтей, пальцев, ступней иголки бежали стежками по рукам и ногам. Он словно почувствовал, что эта боль стократ хуже онемения, и зашагал плавнее. Он нес ее, прокладывая путь сквозь ряды грязных ног, и она вдруг перестала бояться и этих ног, и гогота их хозяев. Послышался голос старухи. Следом — голос старика. Сквозь дерюгу пробился запах скотины. Потом Тацуру уложили на дно телеги. Мула стегнули, и он зарысил по дороге, быстрее, еще быстрее. Чья-то рука то и дело ложилась на нее, легонько похлопывала, смахивала снежинки. Старая рука, скрюченная, с мягкой ладонью. Хозяйке этой руки лет пятьдесят, а то и больше… Повозка закатилась в ворота, сквозь бежевую дымку она разглядела очень хороший двор. И дом тоже хороший. Ее занесли в комнаты, и из снежного дня она разом попала в лето. Дом гудел от тепла, ее тело стало оттаивать, боль лопнула и разлилась по рукам и ногам… Когда очнулась, кто-то развязывал узел на мешке, прямо у нее над головой. Мешок съехал вниз, и Тацуру увидела его — мельком, одним глазком. И потом медленно прокручивала в памяти образ, который успела ухватить: он не урод. Нет, не так: он хорош собой. А глаза с прикрытыми веками очень красивы. Устыдился своей мягкости и доброты, вот и опустил веки.

Спустя неделю Чжан Чуньмэй, их Ятоу, уехала. В толпе соседей, всем домом собравшихся на проводы, Ятоу в новенькой блестящей военной форме, с желто-зеленой скаткой за спиной походила на радостный почтовый ящик. Процессия спустилась с холма, дошла до дороги. Толпа провожающих поредела, соседи махали будущей тете Лэй Фэн, вспоминали смех Ятоу, топот ее ножек по этажам, ее доброту, и глаза у всех были на мокром месте.

Остались самые близкие: родители, тетя, братья, колченогий Черныш, две одноклассницы и классный руководитель. Они проводили Ятоу до вокзала. Дальше отряд провожающих снова уменьшился, теперь до двух человек: остались только мама Сяохуань и тетя Дохэ.

Сяохуань и Дохэ вместе с Ятоу добрались до Нанкина. Потом Ятоу должна была переправиться через Янцзы и ехать за тысячу ли на север, в планерное училище. В зале ожидания яблоку негде было упасть от лежавших людей. Сяохуань, Дохэ и Ятоу неприкаянно бродили по залу, пытаясь найти тихий уголок, чтобы проститься. Толпы нищих, так же как и они, кружили по устланному людьми вокзалу, словно саперы по минному полю. Откуда все эти нищие, куда они держат путь? Вокзал, полный нищих, — последний раз Сяохуань видела такое в детстве. Тогда японцы оккупировали три восточные провинции[98] и мать с отцом, взяв с собой детей, поехали искать убежище на юг, за Великую стену.

Ятоу впервые отправлялась в дальний путь: с головы пот градом, в голове бардак, Сяохуань это было яснее ясного. В зале ожидания стоял рев дюжины ребятишек. Словно гигантские цикады, они мерились силами: у кого голос громче, а кто кричит дольше. Ятоу сказала, что из Нанкина в техникум тоже зачислили несколько человек, сейчас они уже должны быть на вокзале, с ними руководитель, вряд ли они опоздают. Сяохуань вытащила из прически свой пластмассовый гребень, разгладила Ятоу челку, прилипшую к потному лбу. И косы Ятоу ей не понравились, сняла с нее фуражку и села переплетать.