Маленький Зверёк из Большого леса (СИ)

   Он засмеялся своим странным мышиным смехом. Обмакнул кисть в воду.

   - В какой бы традиции тебя нарисовать? Может, майя? Продавец говорил, что ты из Америки... Или тебе больше по душе европейская мозаичная живопись? Разрисовать тебя в индийских традициях, или сделать из тебя тотем африканских племён? Я могу подправить то, что уже нарисовано... не знаю, кто это рисовал, но нарисовано достаточно небрежно. Особенно рот. Когда это рисовали? Десять лет назад? Пятнадцать? Краска будто бы почти не выцвела...

   - Около двухсот. Я берёг своё лицо, как мог. Будет лучше, если ты оставишь всё, как есть, просто дорисуешь недостающее.

   Таким образом Талисман обзавёлся вторым глазом - пытливым и зелёным, по размеру куда меньше предыдущего, потому что большой бы там не уместился; и носом, который человечек срисовал с картины какого-то итальянского художника, отчего тот получился массивным и внушительным, не смотря на то, что был поменьше оригинала.

   - С таким инструментом любопытства тебе будет не занимать, - сказал мужчина, отодвинувшись от стола. - Значит, ты хочешь нащупать своими новыми усиками то, что мы стараемся закопать в себе поглубже? Учти, чувствовать это - прерогатива тех, кто привык ограниченно ощущать мир с самого детства, и не пытался проникнуть за пределы этой ограниченности. Вот я наделён пытливым умом, и меня они посещают сравнительно редко.

   - Хотя бы увидеть их проявления.

   Человечек рассмеялся.

   - Я подкину тебя к студентам в общежитие. Там ты чего только не насмотришься.

   Перенеся талисман на мольберт и закрепив лупу на специальном штативе, Ярослав волосяными линиями подвёл ноздри.

   - Ну как? - спросил он, когда закончил. Потянулся за кружкой, и поднёс её к мольберту. - Это кофе. Я пью растворимый, а зерновой пахнет куда лучше.

   - Мне нужно привыкнуть, - сказал Талисман. - Для этого понадобится десяток-другой лет. Спасибо тебе.

   Ярослав критически разглядывал свою работу.

   - Чего-то не хватает.

   Он порылся в коллекции своих диковин, разложенных по разномастным шкатулкам и коробочкам, и выудил настоящий волчий клык. Он закрепил его нитками, так, будто этот клык торчит из-под верхней губы Талисмана.

   - Теперь ты как никогда похож на древнюю диковину.

   Он откинулся на спинку стула, и принялся ковыряться деревянным концом кисти в зубах.

   - Через чувства мы осознаём мир. В сущности, это инструменты, которыми мы проявляем всё, что нас окружает, из небытия. И чем больше у тебя инструментов, тем больше граней этого алмаза тебе откроется. Я всего лишь исследователь, водолаз который устал плавать над Мариинской впадиной, и хочет погрузится в неё поглубже. Расскажи мне о себе. Кроме этих двух у тебя есть другие чувства?

   - Шестьдесят девять. К сожалению, я не смогу тебе их нарисовать. Но ты был прав, мы можем сделать кое-что с твоим слухом.

   Ярослав утопил кисть в остывшем кофе.

   - Итак, с чего мы начнём, учитель?

   - С ужина.

   - А потом?

   - А потом с завтрака и обеда. Тебе нужно от них отказаться. Это то, что поддерживает твои собственные чувства. Они как верёвка, которая не пускает тебя дальше определённого радиуса.

   - В тебе мудрость столетий, - подобострастно сказал человечек. Подобострастность ему удавалась, как никому другому, но в глазах не угасала шутливая искорка. Талисман в очередной раз подумал о сложности людей. Они - как дома, которые они возводят, от фундамента до крыши, и они же люди, которые населяют их, зажигая в одном окне горе и отчаянье, в другом ссору, а в третьем - радость и гирлянды на новогодней ёлке. Зачем же ему возвращаться к строительству муравейников?

   На самом деле мудрости никакой в Талисмане не было. Пока художник трудился над его глазом, он собрал совет из рассветных приведений, маленького шапошника, который жил за паутиной и питался эманациями умирающих мух и старого мудрого крылана, который пятнадцать лет назад застрял в трещине в стекле. Он спросил их, что они думают по поводу странного человека.

   - Все люди, которые мне попадались, были странными, - прибавил Талисман. - Но этот один из самых необычных.

   Насчёт голодания его надоумил именно крылан. Он сказал:

   - С тех пор, как я питаюсь только тем, что таскают мне эти безмозглые приведения, да противным запахом корицы, мои чувства значительно обострились. Страшно подумать, что бы я ел, если бы застрял головой наружу. Может быть, воробьиные перья.

   А шапошник прибавил:

   - А ещё он становится ворчливее год от года. Если бы он застрял головой наружу, на подоконнике бы каждое утро находили голубей, умерших от скуки и уныния.

   Но это была хорошая зацепка.

   Голод продолжался два дня, а утром третьего Талисман разбудил человечка и сказал:

   - Слушай. Сейчас вон туда, у ножки кровати, упадёт солнечное пятно. Сосредоточься на этом месте, и слушай.

   Ярослав медленно кивнул. Он значительно ослаб, и чтобы не упасть, облокотился о подоконник.

   - Они звенят, - сказал он.

   Солнечные зайчики падали с солнца с тихим "дзынь", будто где-то звякал маленький колокольчик.

   Человечек помолчал. За время голодовки он перемыл все чашки, и сидел дома, практически не выползая из пижамы. Он казался себе ещё меньше и меньше.