Маленькое одолжение

В сверхъестественном мире клятвы играют роль своего рода валюты. Они связывают человека не только теоретически, но и во многих других смыслах. Каждое нарушение обещания вызывает всплеск духовных энергий. Таким сверхъестественным созданиям, как сидхе, нарушенное обещание способно причинить чудовищную боль. Когда обещание нарушает чародей, тем более, если он клялся своей силой, результат возмущения иной: это уменьшает его магические способности. Не то, чтобы эффект был критическим — но стоит вам нарушить достаточно обещаний, и рано или поздно у вас не останется ничего.

С учетом того, насколько опасным сделался мир для чародеев за последние несколько лет, любой из нас был бы просто безумцем, рискуя своими способностями, а следовательно, и возможностью себя защитить. Даже малой их толикой.

Я расправил плечи и кивнул.

— Клянусь своей силой, что я буду соблюдать эти ограничения.

Гард прищурилась, слушая меня, и коротко кивнула. Потом сунула руку в карман — осторожно, чтобы не потревожить рану — и достала маленький серебряный ключ. Она протянула ключ мне.

— Юнион-Стейшн, камера двести четырнадцать. Все промаркировано.

Я протянул руку за ключом, но пальцы ее сжались на секунду.

— Не дайте ничему, что вам дорого, стоять прямо перед ячейкой, когда вы ее откроете.

Я заломил бровь и взял ключ.

— Ясно. Спасибо.

Она чуть натянуто улыбнулась мне.

— Не тратьте времени. Поезжайте.

Я нахмурился.

— Вы так переживаете за своего босса?

— Ни в коем случае, — ответила Гард, закрывая глаза и устало сползая на раскладушку. — Я просто не хочу оказаться поблизости в следующий раз, когда кто-нибудь явится вас убивать.

Глава ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Машина Мёрфи выглядела так, словно она побывала в зоне боевых действий, и на снегу под ней темнели разноцветные потеки. В результате мы поехали на пикапе Майкла. Я сидел в кабине с Майклом, а Мыш разместился в кузове. Да, знаю, это небезопасно, но реальность была такова: двое мужчин нашего калибра и собака размером с Мыша просто-напросто не помещаются в кабине фордовского пикапа. А если бы и поместились, для кислорода бы там просто не осталось места.

Мыша, похоже, холод совершенно не беспокоил. Всю дорогу до Юнион-Стейшн он провел, выставив морду сбоку от кабины и счастливо высунув язык. Но, конечно, встречный ветер не отличался особой силой: в плохую погоду Майкл водит машину очень осторожно.

После того, как мы в третий или четвертый раз миновали машину, выехавшую на тротуар или уткнувшуюся в кювет, я перестал давить ногой на воображаемую педаль газа и понукать Майкла про себя, чтобы тот поспешил. Идти до Юнион-Стейшн пешком чертовски дольше, чем ехать с более чем уместной осторожностью.

Всю дорогу мы молчали. Поймите меня правильно: Майкл вовсе не трепло. Просто обычно у него всегда находится, что сказать. Он приглашает меня сходить с ним в церковь (чего я не делаю, если только кто-то или что-то за нами не гонится) или, как и положено гордому отцу семейства, рассказывает про проделки кого-нибудь из его детей. Мы обсуждаем Моллины успехи, или погоду, или спорт, или еще чего.

Только не в тот раз.

Может, он просто сосредоточен на дороге, убеждал я себя.

Въезд на вокзальную стоянку перегораживала снежная баррикада, оставленная только что проехавшей снегоуборочной машиной, но Майкл просто добавил немного скорости, и «Форд», пусть и по инерции, прорвался через этот барьер.

Фонари на стоянке не горели, а поскольку окна первого этажа оказались сплошь завалены сугробами, света внутрь почти не проникало. Многоэтажные стоянки выглядят угрожающе, даже когда вы можете их разглядеть. Однако когда в них царит абсолютный мрак, они выглядят даже еще более угрожающе — ну, за исключением небольших их участков, выхваченных из темноты светом фар.

— Ну, — заметил я, — по крайней мере, свободных мест здесь полно.

— Кому охота путешествовать в такую погоду? — хмыкнул Майкл. Он зарулил на ближайшее к нам свободное место, и пикап, скрипнув тормозами, остановился. Майкл вышел из кабины, вынул из нее большую спортивную сумку, в которой носит «Амораккиус» на людях, и закинул ремень на плечо. Я вышел, и Мыш тоже спрыгнул на землю из кузова. Пикап скрипнул и покачнулся на рессорах, освободившись от его веса. Я щелкнул карабином, пристегнув поводок к ошейнику, потом повязал ему на шею штуку вроде передника, на которой написано, что он собака-поводырь. Конечно, это ложь на голубом глазу, зато ходить так в общественных местах гораздо проще.

Мыш одобрительно покосился на передник и терпеливо дождался, пока я не закрепил его маскировку как следует.

— Собака-поводырь? — поинтересовался Майкл с таким выражением лица, что мне сделалось немного неуютно. В правой руке он держал фонарик, и луч его скользнул по нам, прежде чем обшарить тени вокруг машины.

— У меня очень редкое заболевание, — объяснил я, почесывая пса под челюстью. — Никакнекадрит. Пес выполняет роль катализатора при знакомстве или завязке разговора. Ну, или в качестве утешения, если этого не получится. Так или иначе, он совершенно необходим.