Маленков. Третий вождь Страны Советов

Вот и Маленков, согласно утверждению Роя Медведева, санкционировал гонения советской власти на евреев. «Осенью… 1944 года, — пишет он, — Сталин созвал в Кремле расширенное совещание, на которое были приглашены члены Политбюро и Секретариата ЦК, первые секретари республиканских и областных комитетов партии, руководители оборонной промышленности, армии и государственной безопасности. Речь шла о «еврейском вопросе»…»

Если не ошибаюсь, на том совещании главным образом шла речь о переходе в ближайшее время промышленности на мирную продукцию: победа над фашизмом была уже близка. Но, по-видимому, такие вопросы, по мнению Р. Медведева, не представляют интереса по сравнению с еврейским, но продолжим цитирование.

«В своем вступительном слове Сталин — правда, с некоторыми оговорками — высказался за «более осторожное» назначение евреев на руководящие должности в государственных и партийных органах. Каждый из участников понял, однако, что речь идет о постепенном вытеснении лиц еврейской национальности с ответственных постов…»

Вновь придется сделать паузу. Вот ведь как проницательно подметил политизированный историк то, что и как понял каждый из участников совещания. Вождь всего лишь предложил, да еще с оговорками, осторожней выдвигать (!) лиц данной национальности на руководящие должности. И о каком вытеснении могло идти речь, если в ЦК партии и правительстве оставались евреи?

«Наиболее подробным на этом совещании было выступление Маленкова, — продолжает Медведев, — который обосновал необходимость «повышения бдительности» по отношению к еврейским кадрам. Вскоре после совещания в ЦК ВКП(б) партийные комитеты различных уровней получили подписанное Маленковым директивное письмо, которое тогда в партийных кругах называли «маленковским циркуляром». В нем перечислялись должности, на которые назначать людей еврейской национальности было нежелательно. Одновременно вводились и некоторые ограничения при приеме евреев в высшие учебные заведения».

Надо сказать, что в то время было много несравненно более важных проблем, чем те, на которых болезненно заострено внимание Р. Медведева. Скажем, в 1944 году более 1,336 млн человек вступили в кандидаты и около 1,125 млн — в члены партии. Столь резкий наплыв желающих стать членами правящей ВКП(б) в преддверии великой Победы не мог не насторожить и Сталина, и Маленкова. «Во второй половине 1944 г., — пишет Д. Боффа, — была выпущена целая серия «постановлений». Затрагивавшиеся в них важные политические вопросы — об освобожденных областях, о проявлениях национализма среди некоторых нерусских народностей, о возрождении религии — трактовались всегда и единственно как задачи, подлежащие решению с помощью более систематической и строже контролируемой пропаганды».

Но все-таки почему же вдруг среди столь важных государственных вопросов всплыл и еврейский? Не был ли Маленков убежденным антисемитом? Не ему ли как главному «кадровику» принадлежала инициатива вытеснения лиц еврейской национальности из руководства государства и партии?

На эти вопросы помогают объективно ответить сведения, приведенные В. В. Кожиновым. Прежде всего он подчеркивал отсутствие проявлений антисемитизма и в коммунистической идеологии, и в советской политической системе. И ссылался на израильского политолога М. С. Агурского: «Вплоть до тридцатых годов главными и почти исключительными врагами сионизма в СССР были сами же евреи… сионисты как внутри СССР, так и в Палестине видели главными виновниками этих преследований не саму советскую политическую систему, а т. н. Евсекцию («Еврейскую секцию» ВКП(б). — Р. Б.) и вообще коммунистов еврейского происхождения». Иначе говоря, враждовали интернационалисты и националисты преимущественно одной и той же национальности.

«Обратимся теперь, — продолжал Кожинов, — к возникшему во время войны недовольству, сложившемуся после 1917 года «еврейским засильем» во многих областях жизни страны. Например, 17 августа 1942 года в Секретариат ЦК поступила записка, информирующая о том, что из 12 руководителей Большого театра (директор, дирижеры, режиссеры и т. п.) 10 человек — евреи и только 1 русский.

В 1943 году секретарь парткома МГУ В. Ф. Ноздрев направил в ЦК письмо, в котором сообщил, что в предшествующем, 1942-м, «пропорция» окончивших физический факультет университета евреев и русских составляла 98 % и 2 %…»

Он привел воспоминание математика академика Л. С. Понтрягина, который перед войной в Воронеже «познакомился с очень милой студенткой Асей Гуревич. По окончании Воронежского университета я взял ее в аспирантуру в Москву… Ася в течение нашего знакомства неоднократно обращалась ко мне с просьбой помочь кому-нибудь из ее друзей… Это были всегда евреи. Мне это показалось странным, поскольку сама она была еврейкой… Но уже после войны она меня совершенно поразила одним своим заявлением. Она жаловалась мне, что в текущем году в аспирантуру принято совсем мало евреев, не более четверти всех принятых. А ведь раньше, сказала она, принимали всегда не меньше половины».