Малец

— Купцу теперь грози, не грози, все одно с него взять нечего, уверен, товар на деньги товарищей брал. Да какой здесь прибыток? Помню, был уже один казенный караван в Китай, семьсот возов купцы свезли, да только одни убытки получились. Цены в самом Китае на наши товары такие же как и здесь, выгоды никакой, оно и понятно почему, наш приказ за меха не очень-то хорошую цену дает, а кормиться охочим людям надо, вот и уходит много помимо рубежа. Даже медь ушлые купцы из Братска иногда пытаются туда сбыть.

— Так и здесь вроде как медь плавят.

— А… — махнул рукой воевода. — Это ты про заводик кузнеца Асаты прознал? Так он под монастырским присмотром медь плавит, братия с того свой интерес имеет, у них и золотник не пропадет, так что за это не беспокойся. Да и зачем кузнецу медь сбывать, когда ему своей не хватает? Кстати, у этого кузнеца пасынок живет, Васька, казака Дежнева сын, так вот, раньше-то он убогий умом был, а потом лошадью его здорово зашибло, с того времени малец за ум взялся. Он-то с монастырскими и договорился, китайца нанял, а тот печи поставил и мастеровых обучил. А еще пасынок так дело повернул, что для стекольного завода в монастыре всю поставку поташа для выделки стекла и глины для печей под себя забрал. Интересный малец, вроде и от убогого осталось, и в то же время как крепкий хозяин дела вертит, даже казаков нанял, чтобы завод охранять. А еще, говорят, рассказчик добрый, сказок без счета знает, да таких, что и не слышал никто ранее.

На следующий день, Любим, вместе с кремлевским приказчиком, заявился на завод Асаты. Сам завод его не поразил, видал он в Туле и кой-чего побольше, раз эдак в несколько, а вот то, как была организована работа его удивило. Тут не было скученности народа, да и вообще цех выглядел пустым, по сравнению с тем, что он видел раньше, даже воздух казался относительно чистым, ведь идя сюда, сотник заранее приготовился дышать гарью и пылью, потому как выделка меди давала и того и другого в избытке. Увидел он здесь и послушников от монастыря, которые четко контролировали весь процесс получения меди из руды. Дальше – больше, в цеху по выделке, он не увидел на верстаках работников полностью готовых самоваров, каждый делал только какую-то одну деталь, которая после выделки, подвергалась строгому осмотру мастера. А потом эта деталь отправлялась в свой ящик, из которого по мере надобности извлекалась следующим работником. Ни о какой искусности здесь речи не велось, даже наоборот, такую работу, после небольшого обучения мог выполнять любой крестьянин. Только в самом конце выделки, когда все части соединялись воедино, работники были относительно искусны, но и в этом случае против тульских мастеров они смотрелись как подмастерья. Однако же, после полировки, самовары выглядели куда как красивее, чем могли сделать в Туле. Чудеса, да и только.

Походив по заводу, и заглянув в каждый закуток, Любим понял, что и это задание своего благодетеля он с успехом провалил. Однако с пустыми руками возвращаться было нельзя.

Вытаскивать купца в приказ сотник не стал, слишком много ушей и глаз, а то чего он задумал, огласки не терпело, поэтому со своим отрядом заявился прямо к торговцу:

— Ну что, купец? — начал он сразу с порога. — Решил казне государевой убыток нанести? Помимо таможни товары возишь, с монголами дружбу завел? Был я в Нерчинске и книги смотрел, не торговал ты фарфор у китайцев.

Ох, не стоило про книги речь вести, конечно же купец испугался, да не просто испугался, а чуть чувств не лишился, да и конфуз с ним нехороший приключился… не удержал. Однако, как только до торговца дошло, что сотник "слышал звон, да не знает где он", присутствие духа стало возвращаться.

— Благодетель, не губи, бес попутал, — причитал Гандыба, делая жалкое лицо, и пытаясь трясущимися руками схватиться за полы кафтана сотника. — Все как есть, в казну верну, коли в убыток, только время дай, в долги влезу, по миру пойду…

— Да чего ты мелешь? — возмутился Любим. — Ты серебра в Москве пуды взял, а теперь сиротой прикидываешься?

— Брал, брал серебро, боярин, — продолжал свое представление купец. — Да только моего там мало было, почти весь товар пайщиков был. Свой интерес не слишком большой получился, да и не в серебре он, в товарах. Задорого тот фарфор достался, не хотел больше за него браться, за малым в убыток не попал.

— Погоди, ты хочешь сказать, что выгоды от той торговли мало?

— Да какая там выгода, благодетель? — пустил натуральную слезу торговец. — За товар три шкуры содрали, кабы не сервизы императорские совсем худо бы пришлось.

— А чего же дешево продавал? — приподнял брови сотник. — Сказывали, на торге в три дня расторговался.

— Нельзя было дольше, и так на третий день приказчики из купеческой сотни рядом крутились, даже часть товара на реализацию другим пришлось отдать. Не губи, все что есть отдам.

— Да на кой мне твои товары? — брезгливо сморщился Любим, к тому же от купца все отчетливей стало нести запахом мочи. — Ты лучше скажи сколько твой поставщик сможет еще того фарфора привезти?