Малец

Спустя некоторое время глаза Ивана действительно пообвыкли, и он смог более или менее оглядеть помещение. Ну что сказать? По сравнению с тем, где им доводилось бывать раньше, это можно было назвать царскими палатами, и даже тюфяки, набитые соломой, лежали у стены. В избе действительно оказалось тепло, потому, как прямо посередине помещения была сложена небольшая печь, прошло немного времени и люди стали возвращаться к жизни, начиная потихоньку перебрасываться фразами. Вдруг снова открылась дверь и два мужика затащили в избу большой котел с исходящей паром едой:

— Значит так, страдальцы, — громко обратился ко всем в избе казак зашедший следом за мужиками, со стопкой деревянных чаш. — Сейчас снедаете, чем бог послал, а потом дьяк придет и всех в грамотку впишет.

Ключевым словом в объявлении "службы" было "снедаете", остальное все дружно пропустили мимо ушей. Один мужик стал споро накладывать большой деревянной ложкой кашу в чаши, а второй тут же разносил эти чаши по полатям из расчета одна порция на пятерых. В животе у Ивана сладко заныло, на пятерых еды показалось вдоволь. Казалось бы, с такой голодухи люди сразу накинутся на еду, но нет, все неспешно расселись вокруг чаш, перекрестились, и степенно по очереди потянулись к каше своими ложками, причем не жадничали, хотя и не тушевались.

— Хорошо, — с чувством крякнул кто-то, и все сдержанно хохотнули – действительно хорошо. А вот дальше произошло что-то совсем невероятное, в избу принесли взвар и раздали кружки из темно-красной глины.

— С чего это? — подозрительно покосился Гришка на едва парящую взваром кружку, протянутую ему.

— Ты бери, не сомневайся, — усмехнулся в бороду мужик. — Это не от казны, от иркутского общества вас здесь кормят и поят. И не только это, дальше с обозами пойдете, тут до Тобольска можно как-то налегке добраться, а дальше все, без обоза только смерть принять.

— Ну, если так, — пробурчал бывший стрелец, принимая душистый напиток.

— А какой интерес иркутским нас кормить? — поинтересовался Иван. — Вроде знакомства не водили.

Мужик пожал плечами и, наполняя кружки черпаком, ответил:

— А кто же его знает, недавно тут отряд проезжал, из иркутских, нас наняли, да троих казаков для охраны. Задаток оставили, наказали всех ссыльных кормить, и с купеческими обозами до Красноярска отправлять. До вас уже ватагу отправили, вы с последним караваном пойдете, остальные будут зиму здесь пережидать, до конца февраля обозов не будет.

Дьяк записывал ссыльных в грамоту не просто так, он дотошно осматривал стоящего перед ним человека и тут же подсчитывал стоимость теплых вещей, которые были нужны для дальнейшего пути. Шибенин попал к нему первым:

— Свои сапоги на унты сменишь, — записывал дьяк, осматривая Ивана. — Телогрей и штаны камусовые тебе надо, шапка своя пойдет. Рукавицы кажи. Ага рукавицы тож дадим. Итого, одежды у тебя получается на гривенник и две копейки. Это будет твой долг, чего не согласен, сразу говори.

— А чего в долг-то? — насторожился ссыльный. — А ежели потом отдавать нечем будет?

— Можешь сразу деньгу заплатить, — пожал плечами дьяк. — Но без теплой одежды, ты до Красноярска не дойдешь. А отдавать… Вас на завод железный в Иркутск ведут, там работать будете, так что долг найдется где отработать.

Мужики зашумели, о том, что им предстоит работать на заводе, узнали только сейчас от дьяка.

— Так чего это? — тут же встрял Гришка. — А ежели мы не захотим на этих заводах работать?

Дьяк отложил перо, прислонился спиной к стене и терпеливо ждал, когда недовольные немного выдохнутся:

— Все? — наконец он подвел итог, когда шум начал стихать. — А теперь слушай меня люд колодочный. Вы думаете, если вас в кандалы не заковали, так вы теперь что-то требовать вольны? Кто не желает в Иркутск, давай, к выходу, у нас и здесь для вас работа в каменоломнях найдется.

Возмущение мгновенно заглохло и наиболее активные члены общества постарались занырнуть за спины товарищей.

— Что, нет желающих? — зло зыкнул дьяк вглубь избы. — Так-то. Уже один раз пострадали через бунт, опять за старое взялись? Ежели еще кто недоволен будет, пусть сразу выходит, а то и сам и товарищей своих под разбойный приказ подведет. Где это видано, чтобы о каторжниках так заботились? А иркутские вас и кормят и одевают, совсем ума лишились?

Больше народ не бузил, поэтому дьяк управился быстро. Когда за ним закрылась дверь, люди снова принялись обсуждать озвученную новость:

— На завод как каторжан гонят, да еще колодочными назвали, — бурчал Гришка. — Знаю я эти заводы, год назад гнали откупленных людишек на один такой, так там говорят два года прожить и то тяжко, помногу мрут.

— Погоди, — возражал ему Иван. — Правильно дьяк сказал, иркутские вона сколько на нас тратят, нешто им денег жалко не будет, если мы не отработаем. Ты как хочешь, а я хочу до Иркутска добраться, да посмотреть что к чему.

— Посмотреть можно, — согласился Леншин. — Только, думаю, хозяева не одну шкуру с нас спустят.

— А делать-то чего? В бега податься? Успеется еще, а если так же как здесь жить будем, то и бузить ни к чему.