— Ты сможешь построить свою чертову киностудию, только перешагнув через мой труп. — Голос Алабамы поднялся до самой верхней октавы. Кое-кто поежился от того гнева, что сейчас звенел в его голосе.
— Я надеюсь, что до этого не дойдет. Но коли все же и случится такое несчастье, то… — Латхам откровенно ухмылялся. Пока все шло как он хотел.
— Ты всегда был негодяем, Латхам. Ты совсем не изменился. Ты все тот же сопливый ублюдок, богатенький сынок, приехавший поразвлечься в Париж. Ты все еще думаешь, что мир это игрушка, отданная тебе для утехи. Но мы не позволим его сломать. Это и наш мир тоже.
— Здравствуйте, Латхам, — послышался новый голос. Кто-то взял осторожно его сзади за локоть. Латхам обернулся и увидел президента Америки Фреда Фултона.
— Здравствуйте, мистер президент, — вежливо ответил Латхам, внимательно оглядывая главное секретное оружие своего врага Алабамы.
Президент улыбнулся, но это была страшная улыбка. Латхам ни у кого более не видел такой улыбки, за которой таилась нешуточная угроза. Дик несколько раз встречался с президентом, но никогда не думал о его левом уклоне и стремлении стать народным героем. Но Дик никогда не недооценивал противников. Нынешний президент Америки Фултон был известен тем, что всегда вступался за своих друзей и всегда полностью разбивал своих врагов. Латхам всегда до нынешней встречи стремился уклоняться от тесных контактов с ним и работал на будущую победу республиканцев. Но сейчас ему не представлялось физической возможности избежать общения с президентом.
Тогда он мгновенно принял решение и представил президенту Хаверса и своих двух адвокатов. Дик заметил, как дрогнули в гневе зрачки президента, когда он осознал, чт° задумал Дик. Теперь все должно было продолжаться
— Вы знаете, что я сейчас увидел? — медленно произнес президент, наклоняясь к Латхаму. Он задал вопрос который не подразумевал ответа. Вопрос из серии «угадай о чем я сейчас думаю». О новой машине? О белке На ветке ели? О досье ЦРУ на жену Горбачева? Ну-ка попробуй, угадай. Никто бы в мире не смог ответить на такой вопрос — не смог и Латхам.
— Я не знаю, что вы видели, сэр… — произнес он в звенящей тишине.
— Так я скажу Вам, что я видел, — начал президент тоном взрослого, разговаривающего с подростком. Но лучше я покажу вам сам.
Фред Фултон крепко вцепился в рукав пиджака Латхама и потащил свою жертву к ближайшей стене, как бы случайно выбирая путь через самую гущу толпы собравшихся людей.
— На этих вот стенах висят самые лучшие, самые великолепные фотографии. Это я могу ответственно заявить, так как сам занимался долгое время фотоискусством. Еще раз повторяю, лучшего я не видел за всю мою жизнь. Это уже не фотоснимки. Это подлинное искусство. Посмотрите на них, Латхам. Посмотрите внимательно.
Латхам уже точно знал, что последует за этим. Он знал талант Алабамы. Он знал, что сейчас увидит шедевр, и все же ему совсем не хотелось именно сейчас смотреть на снимки. Но президент настаивал, и Латхам поднял глаза вверх. Он увидел красоту с большой буквы… В нормальных условиях он первый бы начал восторгаться им Латхам никогда даже представить себе не мог, что горы могут так красиво выглядеть. Нет, он много раз видел в бинокль, проезжая в автомобиле, на плане своей киностудии, в конце концов. Но сейчас у него была такое ощущение, что он впервые их увидел. Впервые вблизи понял, какая это красота. Он узнал место — это был каньон, где должна была быть построена киностудия. Фотографий были без надписей, без эффектного внешнего оформления. Но это им и не нужно было. Они говорил сами за себя своей строгостью и чистотой. Латхам смотрел на них не отрываясь, и ему вдруг почудилось, что на стене проступили начертанные красной краской огненные буквы, обращенные только к нему: «вождь гуннов — Аттила…»
— И как? — спросил нетерпеливо президент. Латхам судорожно сглотнул. Президент, этот старый дурак, мог быть и крайне левым по убеждениям, и классовым врагом буржуазии, но сегодня он был все еще лидером всей Америки. Человеком номер один. Волей-неволей он являл собой символ власти, и эта аура тянулась за ним, окутывая любого, с кем мистеру Президенту доводилось общаться. И он был лидером страны, которую Латхам любил. И теперь он должен был что-то ответить этому человеку. Но что? Как? Его раздражало присутствие при этом разговоре обитателей Малибу, уже живо навостривших уши в предвкушении сенсации.
— Они очень здорово сделаны… — наконец нашелся Латхам. Все его тело напряглось, он замер, набрав в легкие воздух, сердце застучало в висках…
— Они здорово сделаны! Они здорово сделаны! — произнес президент тоном истинного презрения. — Черт возьми! Вы собираетесь посадить свою поганую студию в самом сердце этих прекрасных гор?! Теперь мы воочию увидели, что вы собираетесь сделать, какую красоту ходите извести, разрушив каньон Малибу. «Снимки хорошо сделаны»! Да что вы за человек, Латхам? Есть ли у вас душа?