Малина

Я: Мне нужны белые стены, неповрежденные белые стены, не то я сразу вижу себя обитательницей последнего жилища Гойи. Вспомни собачью голову, смотревшую из глубины, все эти мрачные сюжеты на стене в его последние годы. Ты ни в коем случае не должен был показывать мне в Мадриде эту комнату.

Малина: Да я никогда не был с тобой в Мадриде. Не рассказывай сказки.

Я: Это совершенно безразлично, я во всяком случае там была, монсеньор, с твоего позволения или без оного. Я вижу паутину наверху, на стенах, посмотри-ка, как все ею затянуто!

Малина: Тебе что, нечего надеть, почему ты ходишь в моем старом халате?

Я: Именно потому, что мне больше нечего надеть. Тебе никогда не попадалась фраза: Siam contenti, sono un uomo, ho fatto questa caricatura[97].

Малина: По-моему, там сказано: sono dio[98]. Боги умирают множеством, множеством смертей.

Я: Люди, а не боги.

Малина: Зачем ты постоянно вносишь такие поправки, словно в корректуру?

Я: Но я же должна их вносить, потому что стала карикатурой, и духом, и телом. Теперь мы довольны?

Малина выходит из комнаты, идет к себе и возвращается с коробкой спичек. Свеча в подсвечнике выгорела. Я забыла купить новые свечи. Малина должен быть доволен. Я могла бы еще раз посоветоваться с ним касательно того, что происходит и почему происходит, хотя напряжение и враждебность между нами ощущаются все сильнее.

Я: Что-то, видимо, не задалось у приматов, самое позднее — у гоминидов. Мужчина, женщина… странные слова, странная химера! Кто из нас двоих выдержит испытание с оценкой summa cum laude? Я — это было моим заблуждением. Может быть «я» — это предмет?

Малина: Нет.

Я: Но ведь оно есть — здесь и сегодня?

Малина: Да.

Я: У него есть история?

Малина: Уже нет.

Я: Но ты должен меня сохранить!

Малина: Должен ли? Как же мне за тебя взяться?

Я: Можешь ты до него дотронуться?

Малина: Никогда.

Я: (con fuoco) Я тебя ненавижу.

Малина: Ты со мной разговариваешь, ты что-то сказала?

Я: (forte) Господин фон Малина, Ваша милость, Ваше высокоблагородие! (crescendo) Ваше великолепие и всемогущество, я Вас ненавижу! (fortissimo) Обменяй меня, я не против, давайте меняться, Ваша честь! (tutto il clavicembalo) Я тебя ненавижу! (perdendo le forze, dolente) Пожалуйста, сбереги меня все-таки! Я никогда не питала к тебе ненависти.

Малина: Я не верю ни единому твоему слову, я верю только всем твоим словам в совокупности.

Я: (dolente) Не оставляй меня! (cantabile assai) Разве ты меня оставишь! (senza pedale) Я собиралась рассказывать, но не буду, (mesto) Ты один мешаешь мне в моем Воспоминании. (tempo giusto) Возьми себе все эти истории, из которых сделали большую историю. Забери у меня их все.

Я убрала со стола, но осталось разобрать еще многое. Ко мне больше не будут приходить письма, телеграммы и открытки с видами. К тому же Иван в ближайшее время не собирается уезжать из Вены. Но и позднее, и еще много времени спустя ничего уже не придет. Я ищу какое-нибудь укромное место в квартире, потайной ящик для той небольшой пачки бумаг, с какой я расхаживаю взад-вперед. Должен же быть ящик в секретере, который потом никогда не откроется, который никто не сможет отпереть. Или я могу стамеской поднять брусок паркета, спрятать под ним письма, поставить брусок на место и закрепить намертво, пока я еще хозяйка в этом доме. Малина читает книгу, возможно, фразу: «Напрасно изображать безразличие относительно таких исследований, предмет коих не может быть безразличен человеческой природе». Время от времени он поднимает глаза, и вид у него сердитый, — вряд ли он мог не заметить, что я расхаживаю с пачкой писем и ищу для них тайник.

Я стою на полу на коленях и кланяюсь отнюдь не в сторону Мекки и не в сторону Иерусалима. Я больше ничему не кланяюсь, просто мне надо выдвинуть нижний ящик секретера, а его заклинило, и он никак не поддается. Чтобы Малина не заметил, какое место я выбрала, я должна все сделать без шума, но вот бечевка развязывается, письма выскальзывают у меня из рук, я неловко перевязываю их опять и просовываю в щель ящика, но тут же вытаскиваю обратно, испугавшись, что они могли уже исчезнуть. Я забыла написать кое-что на обертке, на случай, если эти письма все же когда-нибудь найдут чужие люди, после аукциона, на котором мой секретер пойдет с молотка. Несколько слов должны пояснить нечто важное. Так что еще несколько слов: «Это единственные письма… эти письма единственные… письма, которые дошли до меня… Мои единственные письма!»

Я не нахожу слов, чтобы определить неповторимость писем Ивана, и вынуждена от этого отказаться, пока меня не застигли врасплох. Ящик не поддается. Навалившись всем телом, я задвигаю его, запираю и кладу ключ в старый халат Малины, который на мне болтается.

Я сижу в гостиной напротив Малины, он захлопывает книгу и вопросительно смотрит на меня.

— Ты закончила?

Я киваю, так как я закончила.

— Что же ты сидишь и не торопишься наконец приготовить нам кофе?