— А кто мне подаст машину? — в тон ей ответил Николай и засмеялся, увидев близко веселые, полные озорства глаза своей очаровательной возницы.
— Так разве ты не из райкома? — удивилась девушка.
— Разве я похож на райкомовского?
— Очень даже… Только те все носят меховые шапки, а у тебя простенькая…
«Тьфу ты, заноза! Опять эти шапки! Как в душу глядит», — без обиды подумал Николай, но сказал другое:
— Зачем мне машина, когда я иду в родную деревню. Давно не бывал, посмотреть все надо.
В это время девушка так залихватски свистнула, что не только Воронок, но и Николай испугался. Лошадь аж подпрыгнула, с места рванула в галоп и так понеслась, что в ушах запет ветер. От мелькавших копыт сыпались комья стылого снега, они секли лицо будто песком. Скулы свело от набегавших ледяных вихрей.
— Ну, даешь! — восхитился Николай, закрывая лицо рукавом и придерживая шапку.
— Что даю? — наклонилась к нему девушка.
— Все! И свистишь, как соловей-разбойник, и лошадь гонишь, как на скачках.
— Так уж умею! — не без гордости прокричала она в ответ.
— Как зовут-то тебя? — тоже крикнул Николай, окончательно переходя на «ты».
— Меня, что ли?
— Ну кого же еще?
— Зовут Зовушкой… Не каждому знать. Подвезла — и на том скажи спасибо.
Николай не нашелся, что ответить острой на язык девчонке, поэтому промолчал, будто не слышал. «Ну и девка, ну и хват!» — еще раз подумал он.
Но вот показались и первые постройки, пухлые от снега белые огороды, обнесенные провисшими пряслами и плетнями.
— Останови-ка здесь, — попросил Николай. — Отсюда я пешочком пройдусь.
— Как бы не так! Попробуй, останови его теперь! — безнадежно сказала девушка. — Катись уж теперь до конюшни. В гости, чай, едешь, не опоздаешь. К кому в гости-то?
— Да хоть к тебе! — засмеялся Николай и обрадовался своей шутке: все же сумел уязвить «Зовушку».
Но ока и тут не растерялась:
— Айда, приходи! Водички у меня предостаточно. Хоть бочку, хоть две… Пей, веселись, гостенек! — И опять смех, звонкий, заразительный, проникающий в самое сердце.
Он звучал в ушах и в последний момент, когда Николай на ходу выпрыгнул из санок и с головой залетел в сугроб…
Выбрался из снега, отряхнулся, подобрал шапку. Санок и след простыл. Будто приснилось все…
— Ну и девка, ну и хват! — в третий раз, теперь уже вслух, подивился Николай и свернул на узкую тропу, ведущую прямо через огороды к ближайшей улице.
С трепетом и волнением подходил он к родному дому. Даже привстал на минуту, чтобы унять бой сердца, когда увидел до боли знакомую крышу. Потом увидел три окна, выцветшие наличники, покосившиеся ворота и большую клеть. А дальше виднелся черный рассохшийся хлев. Все на месте, все как было. Только стекла окон светятся пугающе ярко, совсем не по-зимнему, как в других домах. Значит, в избе такой же холод, как и на улице. И нетронутый снег у ворот. Лишь кошки да собаки наследили у изгороди.
Посте смерти матери Николай договорился со старшим братом Григорием не делить, не продавать дом. Он еще крепкий, может послужить многие годы. Заколотят окна досками — и пусть стоит. Кто знает, что их ждет впереди? Вдруг да кому-нибудь из них, а то и обоим, придется возвратиться в деревню. К тому же, если есть свой дом на родине, то и связь есть с родной землей. Так братья и поступили. Только не стали заколачивать окна, рассоветовал сосед Федор Прокопьевич.
— Зачем заколачивать? — рассудительно сказал он. — Люди мы свои, ничего не тронем и ребятишкам не дадим пакостить. Оставьте как есть, пусть смотрит всеми окнами, все веселее в деревне будет. А то уж сколько позаколачивали домов…
И правда, все цело. Даже трещинки на стеклах не видно. Хранят деревенские жители память и уважение к своим землякам, хоть и разметала их жизнь — кого раньше, кого позже — по всему белому свету. Три года Николай не был здесь, а будто всего три дня. Только вот тропки к воротам нет…
Николай хотел было зайти сначала к соседу, согреться, разузнать деревенские новости. Но потом раздумал. Зачем идти в чужой дом, когда рядом свой? Да и слишком велико было желание поскорее ощутить полузабытую атмосферу материнского крова, прикоснуться к вещам и предметам, знакомым с детства…
Глава вторая
Как в пустыне ценят воду,
Как огонь берегут в темноте,
Верь, так и ты нужна мне.
Как живая вода, даешь ты мне силу,
Освещает дорогу твое доброе имя,
Но узнал это я, когда тебя нет…