Малиновый пеликан

— А я не антисемит, — тут же отреагировал он. — Я имею в виду не евреев, а всю людскую породу, в которой всего-то за всю историю был один человек, Махатма Ганди, с кем можно было поговорить. А я не вовремя появился. Не совпал с ним во времени, и вот живу одинокий в толпе людей.

Я хотел обидеться спросить: а как же я? Ну, Ганди нет, а разговор со мной вы вообще в расчет не принимаете?

Но я не смог его об этом спросить. Потому что он, сам от собственных слов возбудившись, застучал клювом по столу и, повысив голос, сказал:

— Ненавижу! Ненавижу этих двуногих существ, трусливых, лживых, вороватых, коварных, которые тебе льстят, улыбаются, клянутся в верности, а сами готовы в любую минуту солгать, предать, убить и ощипать. Многие обратили внимание на мой интерес к диким животным и птицам и воспринимают его как чудачество. Но воспринимайте это как хотите, а я диких зверей и птиц уважаю за их истинное стремление к свободе, за то, что они не убивают себе подобных, а тем, кого убивают, не лгут, что они их любят. Дикие звери и птицы, если уж показывают, что они вас любят, так они вас действительно любят. Вот почему я готов покинуть мир людей и уйти туда… вы сами понимаете или поймете. Так что вот, пожалуйста, уступаю вам трон. Или уже не хотите?

Признаться, я весьма оробел и говорю осторожно, надеясь, что передумает.

— Да я вообще-то не против, но ведь у меня нет никакого опыта.

— Ага! — воскликнул он радостно. — Значит, без опыта все-таки не решаетесь. Ну, ничего, опыт накопите. Тем более что, как вы сами сказали, управлять государством может каждый дурак. Так что уступаю. Но при одном условии.

— Догадываюсь при каком. Гарантию неприкосновенности вы получите. На всякий случай я бы посоветовал вам сделать пластическую операцию, но вы в ней не нуждаетесь. В таком виде можете свить гнездо где-нибудь вроде Новой Зеландии или Каймановых островов, никому не говорить, кто вы, и там сможете спокойно жить, высиживать птенцов, ничем не рискуя, если случайно не встретите какого-нибудь браконьера с ружьем. Ну, пару миллиардов я вам разрешу вывезти, хотя не представляю, как вы сможете ими распорядиться.

Кажется, мое обещание ему в целом понравилось, он выторговал у меня еще два миллиарда, после чего пришел в хорошее расположение духа, заулыбался (сами попробуйте вообразить, как можно улыбаться при помощи клюва) и даже рассказал мне свой любимый анекдот о том, при каких условиях бабушка могла бы называться дедушкой. А потом сказал:

— Ну что ж, значит, как говорится, быть по сему!

Он хлопнул в ладоши, и тут же под звуки того самого гимна, который мне раньше не нравился, а теперь показался очень даже приятным, в комнату вошла рота рослых и стройных кремлевских гвардейцев с президентским штандартом. За ротой шли какие-то штатские с какими-то знаками высшей власти и два морских офицера с ядерным чемоданчиком, который я сразу попросил в руки мне не совать, потому что мало ли чего, еще нажму не ту кнопку. Я все-таки, какой ни есть, на революцию согласен, но не на ядерную войну. Но какая война в душе моей разыгралась, никакими словами передать не могу. Я хоть человек суетный и тщеславный, но самые отчаянные мои мечты не заходили дальше того, чтоб мои книжки издавались большими тиражами, переводились на все языки и читались поголовно всем человечеством. Но чтобы такая власть свалилась мне в руки… Я растерялся и испугался. И как же, думаю, я со всем этим справлюсь. Может, лучше не надо. А с другой стороны, и такое в голове крутится, что случай-то выпал единственный в своем роде, другого не будет. И как-то мельком вспомнился мне Джонсон энд Джонсон, вот думаю, теперь уж я этот Госдеп заставлю-таки раскошелиться, и поверх президентской зарплаты удвоить ту сумму, которую тогда в своем вагончике нарисовал на листке бумаги.

В обществе пеликано-людей