Мальинверно

– Если бы хоронили не только людей, а всякую всячину, я бы сегодня стал миллионером, – сказал он, идя мне навстречу. – Ты бы видел, во что превратился комбинат: море бумаги, поглотившее всю долину.

Вскоре явился мэр в окружении начальников отделов для оценки ущерба:

– Мальинверно, вы в ближайшие дни постарайтесь справляться как-нибудь сами, делайте то, что будет по силам. Сейчас нужна помощь живым. Вы, кстати, в библиотеку не заглядывали?

Я помотал головой – нет, еще не заходил.

Мэр опустил глаза и ответил соответствующим жестом, который я не понял, но который ничего хорошего не сулил.

Илия все утро помогал мне расчищать дорожки от завалов мусора и земли.

Есть не хотелось, я решил без промедления идти в библиотеку. В дни потопа я постоянно думал, как там и что, а сейчас жест мэра привел в меня беспокойство.

Уже в начале спуска появилось дурное предчувствие: центральная площадь скрылась под завалами земли и мусора, даже балюстрады вокруг памятника не было видно. Я не знал, что делать – то ли упрямо надеяться, то ли сразу же сдаться.

Библиотеки Тимпамары больше не существовало.

Расположенная в самой низкой части города на перепутье главных дорог, она утопала в воде и грязи. Обе двери были распахнуты настежь, а бо́льшая часть книг плавала в черной жиже. Я представлял в воображении эту картину, а теперь я видел ее наяву. Я опустился на пол, прямо в грязное месиво, и заплакал. Моей библиотеки больше не было: не было моих любимых книг, записей и лет, проведенных в этих стенах. Все погребено навеки. Книги – это не стул и не стол или другие предметы, с которых можно смыть грязь, вывести пятна – и следы повреждений безболезненно исчезали. Книги – это не предметы, они больше напоминают людей, чем вещи: бумага – это не металл или пластик, пятна на ней остаются навечно, в точности как на коже, проникают в волокна и их пожирают; бумага рвется и нет на свете такой иглы, которая бы сшивала бумажные клочки, нет антибиотиков, вырабатывающих антитела. Мне помогли сердобольные люди и их работящие руки: Илия, естественно, ходивший со мной в те дни в библиотеку, Плутарх Санджинето, мой старый школьный друг, старик Броньятуро с недостающей ногой, и даже Мопассан, заведующий актами гражданского состояния.

Кладбище постепенно было приведено в порядок: упавшие деревья распилили и вывезли, разрушенные надгробия заменили, дорожки расчистили, но я все равно не мог избавиться от картины разрушения, стоявшей в моих глазах. Даже и сейчас, по истечении почти девяти лет, когда я продолжаю вести учет вновь преставившихся, ношу репейник на могилы Эммы и Офелии, чуть, бывает, завижу вдали облака или услышу с моря раскаты грома, и с ужасом думаю, что все может повториться опять.

С библиотекой делать было нечего: согласно заключению эксперта здание получило структурные повреждения и должно быть снесено.

Все книги – искалеченные или еще пригодные для чтения – я попросил перенести на кладбище.

Все безвозвратно погубленные книги я захоронил в нескольких братских могилах, вырытых на месте прежнего книжного кладбища, которое я снова огородил. Уцелевшие тома – их набралась сотня – разложил по ящикам и держал в подсобке. Вначале подумал отнести их домой, но это была бы капитуляция, которой я упразднял саму идею библиотеки. Я же, напротив, хотел, чтобы она выжила вопреки всем земным катаклизмам; требовалось место, где книги продолжали бы жить и приносить пользу людям. Я стал думать, где такое место найти.

На помощь мне пришел Марфаро, которому я рассказал, что ищу небольшое хранилище для выживших книг. Фальстаф, глава семейства Роккадине́то, эмигрировавший несколько лет назад в Швейцарию, выстроил семейный склеп и передал от него ключи Марфаро для поддержания там надлежащего порядка.

– Можешь сложить их пока там. Хозяева появятся только к зиме, у тебя будет время для поисков более подходящего помещения.

Склеп был благоустроенный: напротив входа находился маленький мраморный алтарь цвета охры с витражом о приумножении хлебов и рыб. Шесть пустующих ниш, по три справа и слева, показались мне идеальными; я покрыл их старыми досками каштанового дерева и стал переносить сюда книги. Расставил их в нишах по высоте, словно руководствуясь принципом вселенского порядка, царившего в этом строгом и скорбном месте. Принес старую, распухшую от воды книгу регистрации усопших и превратил ее в новую для записи выданных на руки книг; положил ее на алтарь, словно требник. На листке написал печатными буквами часы работы, совпадавшие с открытием и закрытием кладбища.

Оставалось сделать последнее. Нашел на складе небольшую деревянную столешницу, кисточку и черную краску. Вбил гвоздь в столб кладбищенских ворот, под мраморной вывеской «КЛАДБИЩЕ», и под одобрительным взглядом невидимого Илии вывел прописными буквами:

«ГОРОДСКАЯ БИБЛИОТЕКА

ИМЕНИ

ОФЕЛИИ МАЛЬИНВЕРНО».

Ибо если судьба книг – умирать, как живые люди, то судьба людей, переставших дышать, – стать только литературными персонажами.

Благодарности