Он сжал пальцами правой руки подбородок, уперся локтем в стол и устремил взгляд в неизвестную мне точку.
– Две сестры-близнецы… Единственные, кто приходят на ум, это сестры Казиньяна, но обе живы-здоровы… Больше не помню никого, а если не приходит в голову мне…
Скрыть разочарование мне не удалось: «Значит, увы, ничего не поделаешь».
– Посмотрите вокруг. Тысячи и тысячи папок, тысячи и тысячи мужчин и женщин, которых больше нет. Были бы у нас хотя бы имя или дата…
– А фотография не сгодится?
– К сожалению, нет, маловато… но если она у вас с собой, может, память нам и поможет.
Мне и в голову не пришло захватить ее с собой, в чем я сильно раскаивался.
Невесть почему мне стукнула мысль, что должен существовать отдельный журнал для записи близнецов, в котором записаны я и Ноктюрн. Стоило подумать о нем, и тут же в голову пришла еще более странная мысль.
– Можно получить свидетельство о смерти моего брата-близнеца?
От Ноктюрна не осталось ничего, и, может статься, эта бумага заполнит пустоту.
Этот вопрос удивил его еще больше первого. Год уточнять не пришлось, он сразу направился к нужному реестру.
– Постойте, если я не ошибаюсь, ваш брат-близнец был мертворожденным…
– Да.
– Тогда и искать бесполезно, акта о смерти не существует.
– Не понимаю.
Мопассан достал изрядно потрепанную книгу, полистал, нашел нужное место и зачитал:
– Статья 74 Королевского указа № 1238 от 09.07.1939: В случае заявления о рождении ребенка, если вышеупомянутый ребенок является мертворожденным, заявитель обязан сообщить, родился ли ребенок мертвым или умер после родов, уточнив в последнем случае причину смерти. Заявитель обязан предоставить медицинскую справку от принимавшего роды акушера, о чем см. ст. 70, параграф четвертый. Уполномоченный служащий актов записи гражданского состояния – то бишь я, – вносит только запись о рождении, если речь идет о мертворожденном ребенке, о чем свидетельствует соответствующий знак на полях акта о рождении; служащий обязан внести запись о смерти, если ребенок умер после родов.
– То есть вы говорите, что не существует свидетельства о смерти моего мертворожденного брата?
– Совершенно верно.
Он отложил книгу и достал папку на металлических зажимах, поискал в ней и показал мне запись о рождении Ноктюрна, возле которой стоял крест. Я был взволнован, увидев каллиграфически выведенное имя брата.
– Видите пометку МЕРТВОРОЖДЕННЫЙ? Она ставится рядом с именем тех, кто прожил больше двадцати восьми недель, а если меньше, то даже не учитывается дата рождения. Как если бы младенца и вовсе не было.
Он вернул на место папку.
– Все, кто приходит сюда, видят только бумаги, папки и печати и думают, будто моя работа – скучнейшая регистрация фактов. Я думаю иначе. Я вижу работу загадочных человеческих законов, слышу, как боги рождений сражаются с Парками, обрезающими нить жизни, я вижу глазами Пифагора и Галилея вселенную, которой управляют только цифры, единственные носители истины, обеспечивающие вечную смену людей, поколений. Вы, наверное, один из немногих, кто может меня понять, ведь, по сути, работа у нас одинаковая. Вы ведь тоже учитываете покойников, даже раньше меня, вы ведь тоже живете в мире дат рождения и смерти. Вы-то можете меня понять, не так ли?
Я утвердительно кивнул. Он вернулся за стол, вспомнив, для чего я пришел:
– Сожалею, что вы уходите ни с чем, но сами видели – никаких близнецов, никаких свидетельств о смерти. Чем еще могу быть полезен?..
– Благодарю вас, вы и без того были слишком добры.
Мопассан вернулся во вселенную жизней и смертей, браков и разводов, в мир чисел, расставленных по заранее установленному порядку. Я же отправился обратно на кладбище, что в переводе было суть то же, что отдел записей гражданского состояния. Если женщина в черном была близнецом Эммы, то они наверняка были не из Тимпамары. Возможно, иностранки, но это никак не вязалось с захоронением на кладбище, предназначенном исключительно для жителей городка. В запасе оставалась другая гипотеза – в могиле никто не захоронен, это была мистификация.
На центральной аллее я пересекся с Неддой Виллапино, толкавшей перед собой детскую коляску, и по аналогии вспомнил, что говорил Мопассан относительно мертворожденных детей, и представил, что когда-нибудь человеческое милосердие позаботится и о них, и что наступит день, когда в каждом городе будет кладбище нерожденных детей, ряды маленьких безымянных памятников, как напоминание о тысячах не случившихся жизней, которые наверняка бы стали лучшей частью человечества.
18
Кроме Марфаро и Мопассана, был еще один человек на свете, который мог бы помочь мне узнать, кто захоронен в могиле с фотографией Эммы.
Это был Грациано Меликукка, шестнадцатый смотритель кладбища Тимпамары, который после падения с груши был прикован к инвалидному креслу и в городе больше не появлялся.
Он жил в деревне, сразу за поселком Пьо́ппи Ве́кки.